Пляж встретил меня тишиной. Слышался только шорох набегавших на берег волн, да время от времени где-то кричали чайки. Слишком рано для любителей бега трусцой, тренировок на воздухе и выгула собак. Прилив был высоким, а жемчужное небо, казалось, висело очень низко.
Не переставая думать обо всем этом, я сняла с себя всю одежду, вошла в океан и нырнула под волну.
Вода оказалась настолько холодной, что от неожиданности из моих легких вылетел весь воздух. Вынырнув, я громко закричала и снова ушла под волну, и еще раз, и еще. Под водой я каждый раз открывала глаза и видела маленькие водовороты песка и лучики туманного света.
Забудь его.
Отпусти его.
Освободись от него.
Эти слова возникали в моем мозгу, кристально ясные, каждый раз, когда я погружалась в воду, как будто мне на ухо нашептывали послания некие русалки.
Потом, возвращаясь голышом к одежде под первыми лучами утреннего солнца, которые ласкали кожу, я решила выпить кофе и прочитать газету в одном из кафе. Внезапно у меня возникло странное чувство, не возникавшее уже давно, и мне понадобилось несколько минут для того, чтобы понять: это счастье.
Простое, незатейливое счастье. Я и забыла, как мне нравится плавать в море. Это было сто лет назад. Почему-то погода обычно бывала не та, да и вода слишком холодна для того, чтобы Патрик захотел искупаться. «Ты просто болван!» — кричала я ему из воды, а он с ироническим видом вскидывал руку, соглашаясь со мной, и даже не отрывал взгляда от газеты.
Его мать рассказала мне, что он всегда был до смешного капризен в отношении температуры воды. Ей даже приходилось писать в школу записки, чтобы Патрика не заставляли участвовать в школьных карнавалах, где его могли облить водой. Когда Патрик стоял под душем, его брат частенько выплескивал на него чашку холодной воды, и тот визжал, как девчонка. «Ну ты и трусиха!» — говорил отец Патрика.
Интересно, познакомилась ли уже гипнотизерша с его родителями? Его мать очень меня любила. Однажды на Рождество, после основательной порции пунша, она даже сказала, что я ей как дочь.
Мне бы прислушаться к русалкам и устроить себе выходной от Патрика и гипнотизерши. Я могла бы, в конце концов, отправиться сегодня на вечеринку в фирме. Могла бы надеть красное платье, которое давным-давно не надевала.
А по пути можно заехать к матери Патрика. Просто чтобы поздороваться. Я бы показала ей, что продолжаю жить, иду вперед.
* * *
— Так, значит, ты гипнотизер? — спросила мать Патрика. — Должна признаться, никогда прежде не встречалась с гипнотизерами.
— Мама, она гипнотерапевт, — поправил ее тот.
— Ох, прошу прощения! — Его мать как будто испугалась.
— Да все в порядке! — одновременно поспешили успокоить ее и Патрик, и Элен.
Морин Скотт представляла собой вполне типичную маму и бабушку. У нее была неописуемая бесцветная прическа, слегка обвисшее лицо, бесформенное тело и одежда мягких тонов, основательно растянутая.
— Моя мама намного старше твоей, — сказал Патрик, когда они ехали сюда. — Она принадлежит к другому поколению.
— А сколько ей? — спросила Элен.
— Исполнится семьдесят в этом году.
Анне шестьдесят шесть, то есть она была всего на три года моложе матери Патрика, но Элен не стала об этом напоминать, а теперь весьма этому порадовалась. Морин выглядела так, словно была по крайней мере на двадцать лет старше Анны. В то время как мать Элен как бы являла собой сплошные четкие линии и углы, Морин определению не поддавалась. Элен вполне могла представить Морин в роли одной из пациенток Анны. Последняя держалась бы бодро и снисходительно и советовала бы принимать кальций для профилактики остеопороза, а еще регулярно делать маммограмму, как будто все эти проблемы немолодых леди ее саму ожидали еще нескоро.
— Значит, ты гипно-те-рапевт, — старательно повторила Морин. — Мне было бы очень интересно узнать об этом побольше.
Она передала Элен поднос с изображением моста через Сиднейский залив, на подносе стояла большая чашка с французским луковым соусом и лежали сухие бисквиты.
— Мы можем сами все увидеть, — заявил отец Патрика. — Почему бы ей не загипнотизировать нас за ужином? — Он хлопнул в ладоши и захихикал.
Джордж выглядел ошеломляюще, до комизма похожим на Патрика. Элен пришлось сделать усилие над собой, чтобы перестать на него таращиться. Она в жизни не видела родителей и детей, похожих до такой степени. Если бы Патрик не находился в этой же самой комнате, она бы могла заподозрить, что он просто решил разыграть ее и прикинуться старым человеком, хотя и замаскировался не слишком успешно. Да, волосы Джорджа седые, а не каштановые, но подстрижены точно так же, а с чуть более морщинистого лица на Элен смотрели зеленые глаза Патрика. Все у них было одинаковым: форма носа, линия подбородка, разворот плеч, даже то, как они сидели в креслах, вытянув ноги перед собой и одинаково держа в крупных ладонях стаканы с пивом.
— Они клоны, — сообщил ей на ухо брат Патрика, наклоняясь к Элен и ставя перед ней на стол подставку под тарелку.
На подставке красовалась скала Айера.
Младший брат Патрика, Саймон, был некрупным и смуглым, с аккуратно подстриженной бородкой-эспаньолкой, как у какого-нибудь модельера. Саймону всего двадцать четыре, и, на взгляд Элен, ему бы больше подошло глотать какие-нибудь наркотики в ночном клубе, а не передавать бокалы в одноэтажном домике из красного кирпича, где над телевизором, беззвучно показывавшим какое-то шоу, висело распятие, а стеклянная горка была битком набита разными безделушками и коллекционными фарфоровыми тарелками.
— Элен собирается научить меня гипнотизировать друзей, — сообщил Джек, не поворачивая головы; он лежал на полу перед телевизором, растянувшись на животе, и играл в какую-то компьютерную игру.
— Я сам могу научить тебя, приятель, — откликнулся Джордж. — Он взял чайную ложку и стал ее раскачивать, держа кончиками пальцев. — Ты… постепенно… засыпаешь.
Он хлопнул себя по колену. Джордж принадлежал к людям, готовым аплодировать самим себе.
— Точно, так и есть, дедушка, — сказал Джек.
— Могу поспорить, Элен никогда прежде не слышала этой шутки, — бросил Саймон.
— Джордж! — заговорила Морин. — Я уверена, речь идет не о том, чтобы просто гипнотизировать людей! — Она с беспокойством взглянула на Элен. — Ведь так, да?
— В общем, — улыбнулась Элен.
Французский луковый соус был приготовлен из сметаны, смешанной с пакетом сухого лукового супа. Это словно вернуло Элен в школьные дни.
— Иногда я чувствую себя загипнотизированной, если слишком долго смотрю телевизор, — сказала Морин. — Мне кажется, что я выхожу из какого-то оцепенения.
— Ну, на самом деле это действительно некая разновидность гипноза, — подтвердила Элен.