Поведение человека определяется не тем, что составляет его «личность», а ситуацией — таков вердикт социальных психологов. Я бы добавил к этому только одно: эта «ситуация», определяющая наше поведение, не что иное, как определенная конфигурация активизированных динамических стереотипов и доминант (здесь и страхи, и желания), работа которых, впрочем, весьма искусно прикрывается сознанием. Говоря точнее — объяснениями, весьма, надо признать, благопристойными, по крайней мере, на первый взгляд.
Я предпочитаю разговаривать с детьми — есть, по крайней мере, надежда, что из них выйдут разумные существа, — тогда как те, которые считают себя таковыми… увы!.
Сьерен Кьеркегор
Множественная личность
Ну что ж, можно считать, что с иллюзией нашей сознательности покончено. Очевидно, что до собственной разумности нам еще идти и идти. Если же кто-то после всего сказанного полагает обратное, то, верно, со здравым смыслом у него совсем плохо. Человек, боящийся в отсутствии действительных или, по крайней мере, серьезных угроз, человек, требующий исполнения всех его желаний и фактического воплощения всех своих представлений о жизни в нее — в жизнь, не столько безумен, сколько несчастен. Впрочем, если кто-то думает, что приговор психолога человеческой психологии закончен, он глубоко заблуждается есть еще одна, непочатая тема, имя которой — личность.
Фикция моего «Я»
Что такое наше «Я»? Хороший вопрос! Чувствуете иронию автора? А как иначе, ведь сейчас речь пойдет о самой растиражированной фикции! Почему «Я» человека — фикция? Попробуем разобраться. Нам кажется, что мы такие, какие мы есть, зачастую мы даже требуем от других людей, чтобы они признали это: «Прими меня таким, какой я есть!» И ведь мы даже не догадываемся, сколь тяжелую, сколь неразрешимую задачу мы ставим! Каждый из нас не единичен, каждого из нас — много, и каждая наша ипостась — разная. Вспомните собственный опыт или друзей ваших, знакомых: родители приходят в школу и им рассказывают о том, какой у них замечательный ребенок. «Вы ничего не путаете? — недоумевают родители. — Вы о нашем Пете говорите?» «Конечно, о Петеньке!» — отвечают учителя. Или обратная ситуация: дома Петенька — ангел, но стоит его отправить к бабушке — он превращается в сущего дьявола. Ну, что скажете? В школе и дома, дома и у бабушки на даче разные дети? Или, может быть, наш воображаемый «Петенька» ужасный притвора? Не более чем мы сами — дома и на работе, в электричке метро и на дачном участке среди любимых гладиолусов и огурцов. Везде мы разные, друг на друга не похожие…
Собственно говоря, у человека столько социальных личностей, сколько индивидов признают в нем личность и имеют о ней представление. Посягнуть на это представление — значит посягнуть на самого человека.
Уильям Джеймс
Представьте себя (постарайтесь взглянуть на это дело со стороны) в отношениях с собственными родителями, а потом взгляните на себя, но в отношениях с супругом или любовником (любовницей), так ли вы ведете себя с собственными детьми, сотрудниками по работе, с друзьями и т.п.? В каждой ситуации мы ведем себя абсолютно по-разному — иначе реагируем, иначе воспринимаем те или иные события, даже думаем мы, в зависимости от ситуации, по-разному. Допустим, что какая-то невинная, в сущности, пошлость слетает с уст ваших родителей, потом она же, но в исполнении вашего ребенка, далее то же самое произносится вашим супругом или возлюбленным, наконец, другом, сотрудником, случайным прохожим. Вы услышите одну и ту же пошлость? Нет, вы услышите множество совершенно разных высказываний: в одном случае, это, действительно, будет пошлость, в другом — хамство и «сплошное неприличие», в третьем — глупость, в четвертом — милая игра и сигнал к половой активности, в пятом — проявление доверия, в шестом… Надо ли перечислять дальше? В каждой из этих ситуаций вы и сами будете разными. Почему? Потому что в каждой из них вы будете исполнять разные роли.
Прима уездного театра
Да, не пугайтесь, именно «роли», как в спектакле или кинофильме. Конечно, у вас нет ощущения, что вы играете роль сына (или дочери), общаясь с собственными родителями, потому что вы привыкли к этой роли, сжились с нею и с нею себя отождествляете. А что если вы с младенчества росли в детском доме, но вот, по велению очередного зигзага вашей судьбы, оказались лицом к лицу с вашими «биологическими родителями», которых никогда не видели. Кажется, что эта ситуация не должна отличаться от предыдущей, но ведь это не так. В последнем случае вам будет казаться, что вы играете эту роль, вы будете осознавать, что не чувствуете себя ребенком — сыном (или дочерью) этих людей. Но ведь это действительно ваши родители! В чем же дело?! Все дело в том, что привычка и ее отсутствие — это разные вещи. Если динамические стереотипы наличествуют, то вы будете чувствовать себя тождественными собственному поведению (в данном случае — собственной социальной роли). Если же эти стереотипы пока не образовались, подобного ощущения у вас не возникнет, и только ваше сознание говорит вам: «Это твои родители», — говорит и само себе не верит. Хорошо, но какие же мы, в таком случае, «настоящие»? Где мы настоящие — там, с родителями, или здесь — с детьми, здесь — с супругами, здесь — с сотрудниками и друзьями? И вообще, где-то, в какой-то из этих социальных ролей, действительно, можно отыскать нас? Может быть, мы все-таки нечто большее? Или, не дай бог, меньшее? И меняет ли суть дела то, что в одном случае мы осознаем, что играем некую социальную роль (сына или дочери, супруга или супруги, родителя, друга, сотрудника и т.д.), а в другом — настолько с нею сжились, что и не чувствуем «игрового момента»? Надо думать, что если и меняет, то, по большому счету, несильно.
Ни один человек не сможет хоть сколько-то долго быть одним для себя и другим — для остальных и, в конце концов, не запутаться, который настоящий.
Натаниэл Готторн
Но кто же тогда «Я»?! Вспомним Лира, задавшегося этим вопросом. Ох, как божественно мудр Шекспир, мир его праху! Кстати, о прахе и о Шекспире: по этому поводу у него есть тонкое замечание, только не в «Короле Лире», а в «Гамлете»: «Александр умер, Александра похоронили, Александр стал прахом, прах — земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки? Истлевшим Цезарем от стужи заделывают дом снаружи. Пред кем весь мир лежал в пыли, торчит затычкою в щели». Конечно, все это не слишком радует, но роль «пыли» и «праха» подходит нам не меньше, чем роль «родственника», «профессионала в своем деле» или, например, маленькая роль сто пятого плана — роль «случайного прохожего».
«Весь мир — театр, а люди в нем — актеры!»
Этот знаменитый шекспировский тезис трагичен, любой психотерапевт подтвердит. Между двумя возможными вариантами — играть или жить — современный человек выбрал играть. Жизнь пошла побоку, мы превратились в роботов и сами этого не заметили. Современный человек расколот, он рассыпался сотнями ролей по собственной жизни, он перестал быть цельным, а потому и сильным. Но если мы все время играем, каковы же мы на самом деле? Где мы настоящие? Есть ли мы вообще? А если есть, то когда? Современный человек потерялся, он пуст, он умеет только изображать, ведь даже страдание у нас деланное. Мы и любим, и мучаемся на публику. Причем в зрительном зале, как оказывается, кроме нас самих никого нет. Каждый занят собой: сам играю, сам аплодирую. Круг замыкается: человек оказывается наедине с самим собой, но он умеет только играть. Игра приобретает чудовищные формы, это уже не трагедия, это катастрофа.