Гильтруда ничего не сказала, только молча указала на лестницу.
Раймунд поднялся на верхний этаж, где находилась спальня мастера Генриха. У кровати больного стояла темноволосая женщина, супруга Генриха Матильда, которая была намного младше своего мужа. Увидев палача, она побледнела и поспешно перекрестилась.
Мастер Генрих всплеснул руками.
— Прекрати, женщина! Проклятье, он же пришел сюда не для того, чтобы отрубить мне голову!
Матильда перекрестилась еще раз.
— Господи, помоги мне в час беды…
Отмахнувшись от нее, Генрих обратился к своему гостю:
— Проходите, Раймунд Магнус. Не обращайте внимания на мою жену. Вы пришли поздно, но я с нетерпением ждал вас. И я ценю то, что ради меня вы не ложились спать этой ночью. Надеюсь, вы собрали нужные травы, чтобы поставить меня, старого осла, на ноги.
— Тут все, что мне нужно. — Раймунд показал ему сверток. — Спасибо за ваше гостеприимство, мастер Генрих.
Он вежливо кивнул Матильде, но та в ответ лишь продолжила молиться.
Больной со стоном сел в постели.
— Жена, принеси пива. Темного, да покрепче. Оно нам понадобится, не так ли?
Раймунд кивнул.
— И принесите кипяток, чистую льняную ткань и полкружки крепкого вина. Кроме того, мне понадобится мыло.
— Слышала, жена? Поторопись. Или хочешь похоронить меня уже сегодня?
— Боже мой, нет! — Матильда вот уже в который раз перекрестилась. — Я быстро.
И она выбежала из комнаты.
Раймунд развернул сверток, достал ступку и пестик и принялся толочь собранные травы в кашицу. По комнате распространился горьковатый аромат. Кроме кровати тут стояли только сундук и стул, но на стенах висели ковры — знак того, что владелец дома был человеком весьма зажиточным.
— Если бы я знал, что Матильда набожнее монашек-бегинок, францисканок и доминиканок, набожнее любого босоногого монаха [9] , я бы не торопился с женитьбой. Но она у меня красавица и, хотя не оставляет четки даже в постели, от исполнения супружеского долга не отказывается. Только вот крестится все время… — Запнувшись, Генрих закрыл глаза и сморщился от боли. Какое-то время он молчал, стиснув зубы, а потом тяжело вздохнул. — Даже в постели крестится, да так быстро, что я и пальцем пошевелить не успеваю. А это что-то да значит. Надеюсь, мои усилия не пропадут даром и она вскоре понесет. Проклятье! — Он схватился за ногу, но Раймунд оттолкнул его руку.
— Вы у меня еще попрыгаете, мастер Генрих. Если на то будет воля Божья.
Пивовар скривился в гримасе, давая Раймунду понять, что у Господа вполне могут быть причины помучить его подольше.
— Давайте посмотрим. — Магнус развернул грязную заскорузлую повязку и бросил ее на пол.
Рана растянулась от середины икры до колена.
— Вы хотели отрубить себе ногу?
— Проклятое топорище сломалось, а я только топор заточил. Он мне в ногу вошел, как нож в масло. Вначале я не почувствовал боли и…
— И вы затянули рану грязной тряпкой, — закончил за него Раймунд.
Мастер Генрих кивнул.
— На следующее утро поболело немного и прошло. Но через пару часов боль вернулась, и я уж подумал, что умру. А потом боль опять отступила. Вот так, приступами, и болит. Иногда я едва чувствую ногу, а иногда будто кузнец меня молотом бьет, словно не нога у меня, а наковальня.
— А мастер-хирург [10] сказал вам, что рана должна гноиться, — с горечью произнес Раймунд. — И не просто сказал, а еще и плату с вас потребовал. Хотя с тем же успехом мог бы сразу везти вас на кладбище. Вам еще повезло, Господь благоволит к вам. Я видел людей, которые после такого ранения умирали уже на следующий день. Особенно если неправильно обработали рану, как вы. Гной — сок дьявола, он сжирает тело изнутри, убивая человека.
Прибежала жена Генриха, а за ней — служанка. Раймунд взял у нее кружку пива и передал больному, а потом и сам выпил. Ему сразу стало лучше. Затем он полил рану вином. Генрих дернулся.
— Сейчас будет больно. Вы готовы?
Мрачно кивнув, пивовар сунул в рот деревяшку.
— Ну уж точно не хуже, чем удар штутгартским мечом, — пробормотал он.
Раймунд взял нож, окунул его в кипяток, потом в вино. Быстрым движением он сделал четыре надреза, очистив края раны. Больной застонал.
Чистой тряпкой, смоченной вином, Магнус вытер желтый гной, сочившийся из раны, проверил кашицу из травы, удовлетворенно кивнул и смазал ею рану. Затем Раймунд положил сверху компресс из пропитанной вином тряпицы и крепко перевязал ногу, чтобы края раны сошлись.
У мастера Генриха выступил пот на лбу. Его жена молилась, перебирая четки. Ее пальцы двигались быстро-быстро.
Раймунд осмотрел результат своего труда, вновь кивнул, сложил руки и произнес молитву:
— Господи, Ты решаешь, кому жить, а кому умереть. Прости своего недостойного раба, что действует из любви к ближнему своему и не ставит Твое решение под сомнение. Дай мастеру Генриху выжить или забери его в Царствие Твое. Аминь.
Пациенту эта молитва явно не понравилась: он поморщился и помотал головой. Матильда же замолчала и, испугавшись такого своего поведения, продолжила молиться.
— Обращайте внимание на ощущения в ноге, — сказал Раймунд. — За день боль должна пройти, останется только легкое покалывание. Я зайду к вам завтра. Если повезет, то Господь не призовет вас к себе.
— Очень надеюсь на это. — Выплюнув деревяшку, мастер Генрих криво улыбнулся и откинулся на подушку. — Жена, принеси мне пива. Если сегодня мне доведется предстать перед Господом, я хочу быть в отличном расположении духа.
Матильда, в последний раз перекрестившись, сошла вниз по лестнице.
Мастер Генрих повернулся к Раймунду и вытащил из-под подушки золотую монету.
— Благодарю вас. Возьмите. Вы это заслужили.
Монета поблескивала на мозолистой ладони Генриха. Целое состояние.
— Вы сами знаете, что это слишком много.
Генрих улыбнулся. Его лицо раскраснелось от лихорадки.
— Раймунд, вы вгоняете меня в краску. Как иначе мне отплатить вам? Не будьте дураком. Берите. Вам эти деньги когда-нибудь понадобятся.