Она почувствовала его взгляд и заставила себя улыбнуться.
— Прости, что я пришла так поздно. Служанка, о которой я тебе рассказывала, Агнесса, покончила с собой. Перегрызла себе вены. Представляешь?
Она старалась говорить легко, без намека на озабоченность, но, похоже, ей это не удалось. Когда Мелисанда убрала одеяло, Раймунд схватил ее здоровой рукой.
— Что? — раздраженно пробормотала Мелисанда. — Я устала. Пожалуйста, позволь мне вымыть тебя, чтобы я могла идти спать.
Раймунд пристально посмотрел на нее. В его ясных голубых глазах пылал огонь. Точно так же он смотрел на нее в тот день, когда она без разрешения ушла из пещеры. Когда ей пришлось поклясться ему, что она его больше не ослушается.
Мелисанда опустила голову.
— Советник Земпах угрожал мне наказанием за смерть этой служанки. Он заявил, что я не должна была допустить ее самоубийство.
Она посмотрела на Раймунда. Решимость в его взгляде сменилась тревогой. И печалью. Слезы заблестели у него на глазах.
Мелисанда нежно коснулась его щеки.
— Все будет хорошо, Раймунд. Поверь мне. Я справлюсь. Мы оба справимся. Разве нам не удавалось это раньше? Мы обвели вокруг пальца Оттмара де Брюса. Уж с Конрадом Земпахом мы справимся. Он нам не навредит, поверь!
Услышав имя Оттмара де Брюса, Раймунд вздрогнул.
Ну конечно, он же не знал, чем завершилась ее встреча с графом.
— Де Брюс жив. Мне не удалось ничего сделать. — И Мелисанда вкратце рассказала ему о случившемся.
Насколько неважным это казалось теперь, по сравнению с тем, что ждет ее завтра в совете! От страха у Мелисанды сперло дыхание, ей пришлось отвернуться от Раймунда. Она сжала кулаки.
Как мужчина, она все вынесла бы с честью, не потеряв лица. Как мужчина, она чувствовала себя сильной, пускай палач и был самым презираемым горожанином в Эсслингене. Но, как женщина, она была бессильна что-либо противопоставить врагам. При мысли о том, что сотворит с ней Конрад Земпах, когда узнает, что она женщина, Мелисанда почувствовала подступившую к горлу тошноту. От страха перехватило дыхание.
Девушка поспешно принялась мыть Раймунда. Похоже, его воля была сломлена. Глядя в одну точку, он вытерпел все, выпил пару глотков разведенного водой вина и даже не отреагировал, когда она поцеловала его в лоб и пожелала спокойной ночи.
Убедившись, что все окна закрыты и заглянуть в дом невозможно, Мелисанда разделась. В полированном клинке Нерты она увидела свое отражение. Да, всем сразу станет понятно, что она женщина.
Слезы навернулись Мелисанде на глаза. Девушка посмотрела на сундук в углу комнаты. В нем она хранила свои пожитки: книгу с легендами о рыцаре Гаване, подаренную ей мастером Генрихом; бутылочку розового масла, напоминавшую о маме; одежду, в которой Мелисанда была в тот ужасный день; крестик, купленный отцом на ее крещение. В самом низу сундука лежало синее женское платье. Мелисанда сама его сшила втайне от всех. Даже Раймунд не знал о нем. Хранить его было опасно — что, если такую вещь найдут в сундуке палача? Но Мелисанда любила это платье: мягкая ткань струилась с плеч, поблескивала, словно тосканский шелк, короткие широкие рукава подчеркивали тонкие запястья, в вырезе виднелась белая котта. Иногда Мелисанда наряжалась в это платье, представляя себе, как гуляет в нем по улицам Эсслингена и все вежливо здороваются с ней, как юноши поглядывают на нее с трепетом и восхищением. Особенно Адальберт.
Нет! Мелисанда отвернулась от своего отражения в клинке. Она больше не хотела думать об Адальберте Брайтхаупте. Он этого не заслуживал.
Подбежав к сундуку, она достала платье. Нарядившись, девушка закружила по комнате, представляя себе, что танцует на свадьбе. На собственной свадьбе. В какой-то момент она вдруг почувствовала слабость, к горлу опять подступила тошнота — видимо, желудок взбунтовался против такого обращения. Ее вырвало в ведро.
Мелисанда устало опустилась на пол.
Агнесса сама положила конец своим мучениям. Эта мысль вдруг показалась Мелисанде очень привлекательной. Ведь можно взять нож… Едва ли будет больно… Теплая кровь потечет по ее рукам, и боль отступит…
* * *
Оттмар де Брюс отставил бокал, поднялся и подошел к гобелену. На ткани белели стены и башни, голубело море. Корабли завоевателей приближались со всех сторон, вооруженные до зубов воины взбирались по стенам, проникали в город. На гобелене была изображена осада Константинополя 1204 года. Город долго сдерживал врагов, но в конце концов пал, был разграблен и разрушен. Де Брюсу этот гобелен всегда напоминал о том, что нет неприступных крепостей и что всегда нужно оставаться настороже.
Он повернулся к фон Закингену, который составил ему компанию за обедом.
— И этот человек надежен?
— Я доверяю ему настолько, насколько вообще можно доверять кому-то. Я не доверил бы ему мою жизнь, но с такой задачей он справится.
Де Брюс, вздохнув, посмотрел на капитана своей стражи. Фон Закинген не был дураком и во многом походил на самого де Брюса. Они оба доверяли только себе, и в этом-то и состояла их сила. Де Брюс неспроста сделал фон Закингена своим капитаном. Тот многое знал о жизни — и о смерти. Он понимал, что быть на стороне де Брюса — выгодно. Всегда лучше быть на стороне сильного, а Оттмар де Брюс, бургграф Адлербурга, был сильнее других. И все же время от времени нужно хвалить своих подчиненных.
— Я полагаюсь на вас, Эберхард. Это очень важно для меня, вы ведь понимаете.
— На моего человека можно положиться. План прост. Мы уже подстроили ловушку и установили приманку. Добыча будет в наших руках еще на этой неделе. И все поверят в наше представление. Ведь люди такие идиоты.
Де Брюс, кивнув, задумчиво потер подбородок.
— Это станет великолепным подарком на мою свадьбу. Эта мразь поймет, что такое оскорбить Оттмара де Брюса. Хотелось бы мне посмотреть, как он будет вопить и дергаться.
Граф подошел к окну и посмотрел на стены, окружавшие замок. Ему хотелось взяться за дело самому, воткнуть раскаленные иглы в тело жертвы, надеть на него жом для пальцев, выпустить ему кишки. Но граф не был глупцом. Он понимал, что иногда лучше прибегнуть к хитрости, а не добиваться своего открыто. Он насладится муками врага издалека. Если подумать, в этом была своя прелесть. Он решал, кому жить, а кому умирать. Как Бог.
Де Брюс повернулся к капитану:
— Будет понятно, что это месть?
Фон Закинген улыбнулся.
— Будет бойня.
* * *
Раймунд Магнус тяжело дышал. Свинцовая усталость давила на него, он никак не мог уснуть. Он слышал, как Мелисанда ходит по дому, роется в сундуке, шуршит тканью. Слышал, как она танцевала, как ее вырвало, как она уснула. Он проклинал себя за то, что не в силах помочь приемной дочери. Все эти годы она была такой сильной, такой мужественной. Она делала все, что от нее требовалось. Но в глубине души Мелисанда оставалась той же маленькой девочкой, любившей побегать в лесу под Эсслингеном и мечтавшей о благородном рыцаре Гаване.