Де Брюс, правда, успел посмеяться над ним напоследок:
— Вот что бывает, если поить виноторговца крепким пивом. Он уже ничего не может пить, кроме своего вина, и после пары кружек пива падает как подкошенный.
Вендель не вполне понял его — он почти ничего не помнил из событий предыдущего дня. Тем не менее ему не хотелось портить отношения с этим могущественным человеком.
— Вы совершенно правы, уважаемый граф. Но гостя, не отведавшего вашего пива, вы сочли бы занудой. Пригласите меня на вашу свадьбу, и я постараюсь доказать вам свое умение пить.
— Вот такие речи мне по нраву, Фюгер! — воскликнул де Брюс и хлопнул парня по плечу.
Тот стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. От удара гул в голове стал еще сильнее.
— Свадьба состоится через четыре дня. Будьте моим гостем.
Теперь Вендель сидел в трактире постоялого двора «У колодца» и пил вино собственного производства — правда, с сахаром, кардамоном и имбирем. Это вино было не таким дорогим, как проданное де Брюсу, которое можно было пить без каких-либо вкусовых добавок. Дешевое вино Фюгеров подавали в трактирах, но оно было лучше, чем все остальные вина. И Вендель гордился этим. Конечно, вина Фюгеров ни в какое сравнение не шли с тосканскими или бургундскими, но знать в Вюртемберге эти вина любила.
Вендель отхлебнул еще. Он уже проголодался и с нетерпением ждал обещанную трактирщиком ветчину, якобы лучшую в Эсслингене. Антония он отправил к отцу с известием, что, мол, его сын вернется в Ройтлинген только после свадьбы графа Оттмара де Брюса. Телохранитель вначале колебался, не желая оставлять Венделя одного, но в конце концов сдался.
— Ваш отец прикажет выпороть меня плетьми, Вендель, — говорил Антоний. — Он приказал мне не отходить от вас ни на шаг.
— Чепуха, — отмахнулся Вендель. — Вы с отцом ведете себя так, будто я наследник престола. Кто захочет причинить мне вред? Ну же, езжай в Ройтлинген и скажи отцу, что я приглашен на свадьбу.
Антоний с видимым неудовольствием повиновался.
Вендель, улыбаясь, помахал ему вслед.
На самом деле он немного побаивался предстоящей свадьбы в Адлербурге. Но не потому, что опасался за свою жизнь. Нет. Он ждал, что де Брюс будет спаивать его до бессознательного состояния. И не только в день свадьбы. Празднества по случаю венчания знати длились по меньшей мере неделю — так было заведено.
Вендель вздохнул. В конце концов, отец будет им гордиться. Дружба с могущественным графом и хорошим покупателем дорого стоила, поэтому пара ночей, проведенных в пьянстве, а также их последствия станут не такой уж великой жертвой. Ну, голова поболит, и что?
— Прошу, господин. — Служанка поставила перед Венделем деревянный поднос с сочной ветчиной и хлебом. — Подлить вам вина, господин? — Девушка выразительно посмотрела на него и подняла кувшин.
Вендель пододвинул кружку в ее сторону и кивнул. Пока служанка наливала вино, он потянулся за ножом, чтобы порезать ветчину. Но кожаные ножны были пусты. Вендель удивленно осмотрел свой пояс. Кошель с деньгами, пакет с бумагами — все было на месте. Однако ножа в ножнах не было.
— Вам помочь, господин? — Служанка состроила ему глазки, обольстительно поводя бедрами. Видимо, она неверно поняла возню Венделя с поясом.
— Нет, — пробормотал парень. — Нет, ты можешь идти.
— Ну и ладно! — Обиженно вскинув подбородок, служанка развернулась и гордо направилась к соседнему столику.
Вендель снял накидку и проверил свои вещи. Ничего. Сапоги! Иногда в дороге, опасаясь столкновения с разбойниками, Вендель прятал нож в сапог, чтобы его не так просто было забрать.
Тоже ничего. Нож пропал.
Вендель тихо ругнулся. Этот нож был ему очень дорог. Не как оружие, которым можно защититься в случае опасности. Нет, это был его талисман. Нож Вендель получил в наследство от деда: искусно вырезанная ручка из дуба, на клинке выгравировано «Фюгер». Неужели он потерял нож в Адлербурге? Или в пьяном угаре хвастался им кому-то и не убрал в ножны? Или нож украли? Вендель был так пьян, что его могли бы отнести на башню Адлербурга, уложить на зубцы, а потом столкнуть вниз, а он ничего бы и не заметил. Утащить у него нож, учитывая его состояние, явно не составило труда. Но зачем воровать нож и при этом оставлять туго набитый кошель?
* * *
Мелисанда, пошатываясь, вошла в дом. Она выпила больше, чем следовало бы, но ее это не беспокоило. Может быть, уже завтра ее бросят в тюрьму, а послезавтра выведут на улицы Эсслингена, будут плевать в нее, кидать отбросы, а потом повесят. Так зачем заботиться о здоровье? Почему бы не напиться? Так хотя бы стало легче.
Она пару раз глубоко вздохнула. Что за мысли? Ее ждала не виселица. Скорее всего, ее просто выпорют. Пару плетей по голой спине. Но этого-то Мелисанда и боялась. Если ее разденут, то сразу заметят, что Мельхиор — вовсе не Мельхиор. Ее выгонят за городские ворота, а там… Там ее с распростертыми объятиями будет ждать де Брюс.
Она потерпела неудачу. Да, ей удалось убежать от заклятого врага ее семьи. Она прожила пять лет в заботе и любви приемного отца, но вот пришел и ее черед. Теперь она последует за своей семьей в могилу.
Ее ждала смерть, и не потому, что убийца ее семьи наконец-то выследил ее, не потому, что она вызвала его на дуэль и проиграла. Нет, ее ждала смерть, потому что глупая бесстыжая служанка, совращенная Адальбертом Брайтхауптом — им и никем другим, — решила наложить на себя руки, не искупив своего преступления. И в этом винили Мельхиора, заплечных дел мастера.
Адальберт. При мысли о нем Мелисанда задрожала. Его слова оставили глубокую рану в ее сердце. Его презрение к этой девушке ранило Мелисанду, будто Адальберт говорил о ней самой. Но разве пыточных дел мастер Мельхиор не был еще презреннее, чем служанка? Если Адальберт так относился к Агнессе, что он подумал бы о Мелисанде? Что сказал бы, если бы очнулся тогда в лесу? В тот миг, когда она поцеловала его?
У Мелисанды мурашки побежали по коже. Девушка невольно обхватила себя руками. Эта шлюха Агнесса была дурой. Она согрешила. Она заслужила такую судьбу. Но разве Адальберт не совершил такой же грех? А как же его вина? Разве он не должен искупить этот грех, как и служанка? Разве он хотя бы раскаивался в содеянном?
Мелисанда закрыла глаза и прислонилась к двери дома. Нет, он не раскаивался. Более того, он вообще не сознавал свою вину. И, очевидно, уже вознамерился совратить другую девушку. Как он мог?
Мелисанда оттолкнулась от двери и опустила руки. Ее била крупная дрожь. Истина была проста и чудовищна: Адальберт Брайтхаупт был плохим человеком.
Какой-то звук отвлек Мелисанду от раздумий. Раймунд тихо застонал, и Мелисанда подбежала к нему, зажгла лампаду у стола. Отец выглядел бледным, щеки ввалились. Она заметила, как он исхудал за последние недели. Что с ним будет, если она умрет? Кто станет ухаживать за прикованным к постели палачом? Даже добрый мастер Генрих не сможет помочь. Без нее Раймунд умрет.