– На моих клиентов пожаловаться не могу.
– Так, значит, кризисов у вас не бывает?
Он засмеялся фальшивым смехом:
– Все мы знаем, что кризисы подобны летним грозам: погрохочут и тут же перестанут.
– Сеньор Пуиг, вы ведь храните карточки ваших клиентов, не так ли?
– Да, я храню все данные.
– Не помните, возвращали ли вы собак некоторым из этих людей?
Я протянула ему официальные списки пропавших собак. Он уныло уставился на них.
– Тут очень много имен, инспектор, слишком много.
– Это информация по всей Барселоне.
– Вот именно! Чтобы просмотреть ее, мне понадобится время.
– Вам придется подготовить для нас также данные по всем вашим делам, как успешно завершенным, так и незаконченным.
– Это дополнительное время.
– Компьютеров у вас нет?
– Через неделю как раз подключаем систему.
– Почему бы вам тогда не оставить себе копию этих списков и не посвятить им свободный вечерок?
– Хорошо, думаю, через два-три дня все вам подготовлю. А сейчас мне нужно работать, инспектор, я ведь здесь всего-навсего бедный труженик, и секретарша – единственная моя помощница.
Он опять засмеялся, словно сказал что-то смешное. Я без надежды на успех вытащила из сумки фотографию Лусены.
– Прежде чем мы уйдем, взгляните, знаете ли вы этого человека?
Он вгляделся в нее с равнодушным усердием.
– Нет, никогда в жизни его не видел.
Мы вышли из кабинета с оригиналами списков в руках и все той же фотографией. Я хотела показать ее секретарше, но той и след простыл. Да, с такими работничками вряд ли добьешься процветания.
– Подозреваете его? – задал вопрос Гарсон, словно для проформы.
– Да, подозреваю, слишком уж он хочет казаться искренним и веселым. А как вам три дня для того, чтобы просмотреть списки? Как будто он хочет для чего-то выиграть время. Кроме того, разве не подозрителен сам по себе представитель такой нелепой профессии, как собачий детектив?
Он недоуменно посмотрел на меня.
– А мне уже на все ровным счетом наплевать. После того что мы с вами повидали, скажи мне кто, что есть преподаватели латыни для черепах, и я в это с готовностью поверю.
Сейчас он выступал в роли скептика, зрелого мужика, который в знак протеста прикидывается более старым. Эксцентричность мира не поколебала его святое терпение и спокойствие. Как будто сам он не входил в обезумевший экипаж земного шарика. Как будто дважды безумно влюбиться в его возрасте и при его обстоятельствах означало обрести эмоциональный приют.
– Куда вы сейчас, Гарсон?
– Я должен побывать в последней из этих треклятых парикмахерских, куда вы меня заслали.
– На этот раз я составлю вам компанию, только скажите: что в них такого плохого?
– Слишком много женщин.
– Мне казалось, обилие женщин не составляет для вас проблемы.
– Я вас достаточно знаю для того, чтобы понять, куда вы метите, так что лучше не продолжайте.
– Беру свои слова назад и повторяю вопрос: почему вы так нервничаете из-за этих парикмахерских?
– Потому что, честно говоря, я не знаю, какого дьявола мы там ищем.
Гарсон был прав: что мы хотели найти в подобных местах? Кого собирались увидеть, кроме умелых парикмахерш и их пестрой клиентуры: домашних хозяек, которым часами массируют кожу, чтобы они расслаблялись; ограниченных во времени администраторш, просматривающих бумаги, пока им красят волосы, и одного-двух застенчивых джентльменов, терявшихся в женской массе. Как бы выглядел такой оборванец, как Лусена, в умиротворяющей атмосфере римских терм? Нужно было видеть лица владельцев, когда мы показывали им фото избитого плюгавого человечка. Это было все равно что пытаться найти рыбу в конюшне. Мы теряли время. Я тоже вышла из этого элегантного заведения разозленная и в паршивейшем настроении.
– Вы были правы: мы бездарно теряем время. Я согласна с тем, что скоро только сказка сказывается, или что вы там еще говорили, но дело в том, что тип, убивший Лусену, по-прежнему разгуливает на свободе и, должно быть, уже уверился в своей безнаказанности.
– Пусть! Так он успокоится и начнет совершать ошибки.
– Это не меняет дела. Пока мы даже близко не подобрались к тому, что можно назвать следом, так что он может позволить себе любую ошибку.
– Как знать, может, мы не так уж далеки от разгадки.
– Увидим. Вас подвезти куда-нибудь?
– Если вас не затруднит… Я договорился встретиться с Анхелой в ее магазине. Мы собираемся поужинать вместе.
– Она перестала сердиться на вас за тот случай?
– Не до конца. Иногда все еще ведет себя странно. Ей неприятно, что Валентина тоже участвует в этой истории.
– Это естественно, вам не кажется?
– В какой-то степени. Все мы уже давно не дети, даже не подростки, и между девочками и мной существуют лишь дружба и надежда. Я ведь тоже ничего не требую. Если бы наши отношения перешли в более серьезную стадию, я бы тут же прекратил двойную игру.
– Это детали. А как Валентина? Она не возмущена таким положением дел?
– Нет.
– Она знает о существовании Анхелы?
– Да, знает, но тут все по-другому. Она прямо спрашивает про то, что хочет узнать о моей работе, моем прошлом. Анхела более скрытная, более сдержанная. Кроме того, у Валентины собственные причины не беспокоиться. В общем, каждая из девочек принадлежит к своему особому миру, такова жизнь.
Он игриво называл их «девочками» в стиле многоопытного героя Хемфри Богарта, словно только тем и занимался, что милостиво раздавал знаки внимания легиону платиновых хористок. Я искоса бросила на него строгий взгляд, и он спохватился. Вообще надо признать, он стал лучше меня понимать.
– Ну, а как ваши дела с Хуаном Монтуриолем? – беззастенчиво осведомился он.
– Никак. Нет никаких дел.
– А о ваших бывших мужьях вам что-нибудь известно?
– Выражайтесь ясней, Гарсон. На что вы намекаете? На то, что я тоже вроде Мата Хари? По крайней мере, все мои истории происходили по очереди, без всяких там счастливых совпадений.
Он сделал вид, что возмущен.
– Я намекаю? Вы ошибаетесь, инспектор. Боже упаси! Кто я такой, чтобы судить кого бы то ни было? Меня теперь ничем не проймешь.
– Ладно, Фермин, я тоже не собираюсь вас судить. Так что вы хотите мне сказать?
Он тихо засмеялся сквозь свои старые усы, выцветшие от никотина и пива.
– Вы не можете расслабиться, Петра? Неужели мы не в состоянии поговорить без обид, как хорошие друзья? Хочу пригласить вас на праздник, чтобы вы наконец убедились в моей искренности.