– Ты что, думаешь снова выйти замуж? – подловил меня ветеринар.
– Я говорила вообще.
– В любом случае это трагедия, – подытожила Анхела.
– Странно, что Рибас никогда не думал, что жена может его выдать, – сказал Хуан.
– Он считал, что она полностью ему подчиняется. Презирал ее и потому никогда не думал об осторожности.
– Но она устала от него. Иногда в нас, женщинах, просыпается здравый смысл.
После этих слов мы обе посмотрели на бедного Хуана Монтуриоля, который инстинктивно съежился на своем стуле.
– Трагическая история, что и говорить! – вздохнула моя соратница в отстаивании женских прав.
– И какая запутанная! Собачьи бои – кто бы мог подумать!
– Недалеко мы ушли от римлян, – заметил Монтуриоль.
– Кстати, Петра, а что сталось с собакой Валентины?
– Думаю, когда все будет оформлено, ее усыпят.
– Это ужасно! А нельзя мне ее забрать? – спросила Анхела.
– А ты справишься?
– Это всего лишь несчастное животное, потерявшее свою хозяйку.
– Не знаю… Если хочешь, я похлопочу.
– Было бы хорошо.
Хуан взглянул на часы.
– Дамы, боюсь, что мне пора открывать мою консультацию. Я вас оставлю.
Он поцеловал Анхелу в обе щеки. Я проводила его до двери. Протянула ему руку, он ее пожал.
– От всей души благодарю тебя за помощь, сеньор ветеринар.
– Мне это было очень приятно.
– Хотелось бы знать, было ли тебе и вправду приятно.
Он пристально посмотрел мне в глаза. Улыбнулся.
– Можешь не сомневаться, мне было приятно.
Я тоже улыбнулась. Он повернулся и пошел к своему пикапу. Я с грустью смотрела, как исчезала за углом изображенная на его дверце собака. Потом вздохнула и вернулась в столовую, к Анхеле, тоже заметно погрустневшей.
– Еще кофе? – предложила я.
Она протянула мне свою пустую чашку.
– Петра, теперь, когда мы одни, я хочу тебя кое о чем спросить. Валентина на самом деле собиралась выйти замуж за Фермина? Мне кажется, она действовала так со зла. Поспешила сообщить о своей свадьбе любовнику, чтобы он наконец ушел от жены.
– Мы никогда об этом не узнаем. Это тайна, которую она унесла с собой в могилу.
– Ты думаешь, у Фермина остались те же сомнения?
– По-моему, он не похож на человека, который любит обманываться.
– Тогда он должен был страдать вдвойне; более того, он, наверное, до сих пор страдает.
– А ты не собираешься ему позвонить, поговорить с ним? Возможно, вы смогли бы…
Она покачала головой и сразу посерьезнела.
– Нет, Петра, об этом не может быть и речи. Я хорошо чувствую, когда все заканчивается так бесповоротно.
Я вгляделась в ее доброе, приветливое лицо, погладила по руке.
– Женщина никогда не узнает, что потеряла.
Она попыталась улыбнуться.
– Сделай мне одно одолжение. Передай ему это.
Она вынула из кармана золотое сердечко с портретом Гарсона внутри. Положила его на стол.
– Думаешь, это необходимо?
– Мне кажется, так будет лучше. Нельзя отрекаться от прошлого, но, чтобы оно постоянно напоминало о себе, тоже ни к чему.
– Возможно, ты права.
Она порывисто встала, напомнив мне своей решимостью какую-то героиню. Я протянула ей жакет. Мы обнялись. Я заперла дверь. А перед этим пообещала, что буду навещать ее время от времени, и мы будем с ней вместе пить чай. Маловероятно, что мне снова понадобится совет, касающийся собак, однако в ее компании я всегда смогу погрузиться в атмосферу покоя, рожденную истинной доброжелательностью.
Я вернулась в комиссариат и стала размышлять. Дело закончено – вот первая фраза, пришедшая мне на ум. Дело завершено. Игнасио Лусена Пастор предстал передо мной как что-то далекое, затерявшееся среди часов и дней, словно сон или забытый репортаж в воскресном журнале. Конечно, из-за этой трудноразличимой тени погибла женщина, а у моего товарища разбилось сердце. Издержки профессии, заключила я, пытаясь достичь обычного своего состояния с помощью избитых истин.
Вслед за этим я посмотрела на календарь, причем чисто машинально. На самом деле я прекрасно знала, кому должна позвонить. Я сняла трубку и, напевая, набрала номер…
– Доктор Кастильо, это вы?
Ученый и одновременно любитель криминальных историй не мог справиться с изумлением. Поначалу он вообще лишился дара речи. И все никак не верил, что это я, и не понимал, зачем я ему звоню.
– Надеюсь, вы прочли в газетах сообщение о раскрытии убийства.
– Да, и с величайшим облегчением.
– С облегчением?
– Ну, вроде бы сам я избавился от электрического стула или от чего-то в том же роде. Я тут на днях снова посмотрел по телевизору «Мнимого преступника», так меня холодный пот прошиб. – Я не смогла удержаться от смеха. – Смейтесь, смейтесь, а я ведь перепугался не на шутку.
– Полагаю, я должна перед вами извиниться, поэтому и звоню. Но поймите и меня: вы появились в самый напряженный момент. И потом, почему это вы так заинтересовались расследованием?
– Черт, да не знаю я! Мне всегда нравился детективный жанр. И не только поэтому, а… Вы замужем, инспектор?
– Разведена, а что?
– Вам, наверное, это покажется глупым, но мне пришло в голову… Я тогда подумал пригласить вас выпить со мной, чтобы мы могли поговорить. Я тоже не так давно развелся. Но, конечно, после того как вы чуть ли не обвинили меня в преступлении, я передумал. Решил, что благоразумнее будет держаться от ваших лапок подальше.
– Это меня не удивляет. Однако, по-моему, пора разрешить это недоразумение.
– Каким образом?
– Выпить наконец по рюмке.
– Я только за! Более того, после этого было бы неплохо поужинать в каком-нибудь ресторане. Я имею в виду, сегодня.
– Можете на меня рассчитывать.
– Прекрасно! Я заеду к вам на работу в восемь.
– Нет, меня там во второй половине дня не будет. Лучше я заеду за вами на факультет.
– Если забыли, как я выгляжу, ищите человека с физиономией убийцы.
Я опять засмеялась. Ни за что бы не подумала, что ученый не прочь за мной поухаживать. Замечательно, у него есть чувство юмора, и вечер может удаться. У нас с ним немало общего, ведь фактически оба мы занимаемся исследованиями, только в разных областях. Он старается облегчить человеческие страдания, а я погружаюсь в них. Разница небольшая, но существенная. Каким все-таки бесплодным делом занимается полиция, размышляла я, ковыряется в недавнем прошлом, чтобы выявить необходимые ей факты. И ведь никакой возможности изменить будущее или избежать того, что уже случилось. Я вспомнила своего мимолетного дружка Ужастика, его ухо, прокушенное, несомненно, одной из бойцовых собак. Как же я была слепа, что не обратила на это внимания! Я даже защитить его, избавить от несчастной судьбы не сумела. Ощущая глубокую грусть, душераздирающую тоску, я встала и пошла к Гарсону.