Войдя в таверну и попросив проводить ее в комнату миссис Рейберн, она увидела, но не подала виду, что заметила любопытные взгляды посетителей таверны.
Анна дождалась, пока служанка, проводившая ее наверх, уйдет, и только тогда постучала в дверь, которая тотчас открылась, и у Анны создалось впечатление, что матушка заранее была осведомлена о ее приезде.
– Моя дорогая.
Миссис Рейберн, грациозно прихрамывая, вышла из комнаты – вихрь бронзового шелка и сверкающих драгоценностей. Дама широко раскинула руки, словно собираясь обнять Анну, но, конечно, она не собиралась этого делать, это было бы слишком нарочито, вместо этого она положила руки на плечи Анны и жеманно чмокнула воздух возле щеки дочери.
– Я уже начала сомневаться, что ты вообще когда-нибудь появишься. Входи, дорогая. Входи.
Анна позволила матери втянуть ее в комнату, но заговорила, не дождавшись, когда хозяйка закроет дверь:
– Что вы здесь делаете, мадам?
Миссис Рейберн притворила дверь унизанной драгоценностями рукой и, словно не замечая холодности дочери, произнесла:
– В данный момент наслаждаюсь комфортом этого заведения, теперь гораздо более современного и удобного, чем можно было ожидать за границами Лондона.
– Да, заведение прекрасное. Но все-таки что вам угодно?
По лицу миссис Рейберн пробежала тень раздражения. Она никогда не отличалась сдержанностью, похоже, у мадам никогда не было такой наставницы, как миссис Кулпеппер.
– Может, обойдемся без обмена любезностями? Я хочу, чтобы ты немедленно вернулась домой.
– В Андовер-Хаус? Это исключено.
– Разумеется, в Андовер-Хаус. Это ведь твой дом. А это твое маленькое, – она пренебрежительно махнула рукой, – приключение и так уже доставило нам обеим массу неудобств.
Анна вздернула подбородок.
– Я не испытываю никаких неудобств и не вижу ничего плохого в том, что я делаю. В Колдуэлл-Мэнор меня пригласил сам маркиз.
– Пригласил? Маркиз Эспли? Маленькая лгунья. Такие люди, как правило, стараются не иметь ничего общего с людьми нашего сорта.
«Я не отношусь к людям вашего сорта. И будь у меня даже тысяча любовников, меня никто бы не причислил к людям вашего сорта».
– Ты полагаешь, что я появилась на пороге его дома незваной?
– Да. И есть что-то, что заставляет его терпеть тебя. Что именно?
Мгновение Анна вглядывалась в лицо матери, пытаясь определить, принимала ли она опиумную настойку.
– Ты прекрасно понимаешь, почему меня принял лорд Эспли. У нас общий отец…
– И кого, черт побери, это волнует? У титулованных особ полно незаконнорожденных детей, но это ничего и ни для кого не значит.
– Это имеет значение для Гидеона и для семьи Хаверстонов.
– Вряд ли ты приехала, рассчитывая на это, даже ты могла бы сообразить, что подобный визит мог обернуться грандиозным скандалом.
Надеясь в будущем избежать неприятных моментов, Анна не упомянула в письме, оставленном в Андовер-Хаусе, о том, как она узнала о своем родстве с Хаверстонами. Но пришло время прояснить ситуацию.
– Мой отец обещал поддержать ребенка, родившегося в результате вашей связи. Нынешний маркиз, мой брат, считает делом чести вернуть этот долг.
– Что за ерунда?
– Я нашла письма и…
– Письма… Нашу с Эспли переписку? – Миссис Рейберн охнула и театрально приложила руку к груди. – Ты что, рылась в моей гостиной?
Анна едва не закатила глаза. Ее мать любила лицедействовать, но ей это плохо удавалось.
– Вы об этом знаете.
– Конечно, нет, – слабо возразила миссис Рейберн. – Но как ты посмела рыться в моих вещах?
Неожиданно Анна вспомнила, как матушка, пребывая в опиумном дурмане, призналась: «Я лгу по самым разным причинам. В основном для собственного развлечения».
Бесполезно спорить с человеком, имеющим подобный склад ума.
– Я также нашла ваш контракт с маркизом.
– Контракт?…О, ради бога! Так вот чем ты взяла маркиза? Старым контрактом? Глупый ребенок. Долг был выплачен.
– Не был. Я видела письма.
Анна не упомянула о дневнике. Если ее матушке угодно изображать негодование по этому поводу, ей придется признать, что она знает о его исчезновении.
– Вот что получается, когда ты без разрешения роешься в моих вещах, – закатив глаза, произнесла мадам. – Мы договорились на иных условиях, вместо постоянного содержания маркиз предложил мне в качестве отступного восемьсот фунтов, и я согласилась. – Она пригладила рукав платья с самодовольной улыбкой. – Платеж был осуществлен полностью.
– Нет… – Анна глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться. Она не имеет права терять самообладание. – Я видела письма и помню ваши слова, вы сами говорили, что толку от контракта не было.
– Он не помог мне удержать маркиза. Я хотела получить не восемьсот фунтов, мне нужен был твой отец, я должна была заполучить этого бессердечного невежу. Он оставил меня, как только узнал о моем положении, поистине жестокосердный человек.
– Вы составляли прекрасную пару, – уколола ее Анна. – Я хочу видеть этот новый контракт.
– Это была неофициальная договоренность.
– Вы проделали весь этот путь, чтобы рассказать мне очередную сказку?
– Я приехала, чтобы увезти тебя домой.
– Нет. Не имеет значения, что здесь правда, а что ложь, в Лондон я не вернусь в любом случае.
Теперь, когда Анна побывала на свободе и пожила за пределами Андовер-Хауса, она ни за что не вернулась бы обратно.
– Но… Не будь глупой, дитя, куда же ты намереваешься отправиться?
– Теперь у меня есть друзья, семья, которая…
– Я твоя семья! – выпалила мать. – Ты принадлежишь мне.
И в этом, осознала Анна, суть дела. Миссис Рейберн не собиралась отказываться от своей собственности.
– Я не ваш ридикюль, мадам, не ожерелье и, конечно же, не ваша комнатная собачка.
– Ради бога, никто и не утверждает обратного. Это все какая-то нелепость. Поедем сейчас же к Эспли, он сможет рассудить нас.
«О боже!» Даже мысль о визите миссис Рейберн в Колдуэлл-Мэнор повергла Анну в ужас.
– Нет, даже ради десяти тысяч фунтов.
Мадам приподняла бровь.
– Теперь я недостаточно хороша для тебя, дружок?
Анна в который уже раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и подавила желание продолжить спор, пререкания ничего не дадут – ни компромисса, ни понимания, ни примирения.
Возможно, открытое противостояние на какое-то время принесет ей удовлетворение, она сможет указать матери на ложь, выявить ее эгоистичное стремление манипулировать людьми, но все это не стоит неизбежного последующего разочарования, ведь мать попросту отринет все обвинения.