– Нет. Вы приехали сюда, располагая информацией, которую вы считали абсолютно достоверной. Это большая разница.
– Недостаточно серьезная. Когда Люсьен узнает правду, он…
Анна открыла рот, но так и не произнесла ни слова.
– И что он? – спросил Макс.
– Я не знаю. Я не знаю, как он отреагирует.
– Очевидно, ты полагаешь, что он отреагирует плохо, иначе ты бы так не беспокоилась. Следует научиться больше доверять брату.
Анна раздраженно поморщилась.
– Это смешно. Как можно научиться доверять? Это противоречие…
– Доверяй Люсьену, – исправился Макс.
Господи, ну почему она вечно спорит, даже когда расстроена.
– Я доверяю, – ответила Анна, и вздохнула, поняв, что ее слова звучат не убедительно. – Правда. Но только не в данной ситуации. Он имеет все основания обвинить меня во лжи, мне нужно было более тщательно разобраться в этом деле.
Макс старательно обдумывал свой ответ. Анна так упорствовала в своей неверной оценке ситуации и так тревожилась по этому поводу, что переубедить ее почти невозможно. Если она считает, что дневник, письма и подписанный контракт – это недостаточно подробная информация, то никто не в силах убедить ее в обратном.
Здесь явно нужен был новый подход.
– В таком случае не говорите им.
– Прошу прощения?
– Если это вас беспокоит, оставьте эту информацию при себе.
Она пришла в ужас от этого совета.
– Я ни за что не смогу так поступить.
– Отчего же? Ведь получается ваше слово против слов вашей матушки, не так ли? С ее стороны довольно опрометчиво передавать вам единственное доказательство…
– Я уверена, что она сохранила по крайней мере одно письмо, в котором говорится об улаживании дела. – Анна отняла руку. – Я не могу лгать Люсьену.
– Конечно, можешь. Я это делаю постоянно.
Он не стал вдаваться в подробности, но для того, чтобы убедить Анну, он и сейчас готов был немного солгать.
– Постоянно? Он ваш самый близкий друг. Разве честность ничего не значит?..
– Я ценю правду, – перебил ее Макс. Был предел тому, как далеко он мог зайти.
– Но вы готовы так легко ее отбросить.
– Нет, просто я готов критически относиться к ее применению.
И это было правдой.
– Это игра словами.
– Здравый смысл. Время от времени все лгут. Каждый… – подчеркнул он, когда она открыла рот, чтобы возразить. – Вы ведь не станете оскорблять подругу, заявив, что ее новое платье ей не идет или плохо скроено, не так ли?
– У миссис Кулпеппер нет плохих платьев. У нее утонченный вкус.
Столь буквальное толкование его слов означало лишь, что миссис Кулпеппер была ее единственной подругой.
– Ты же понимаешь, о чем я говорю, – спокойно произнес Макс.
– Понимаю, – призналась она с явной неохотой. – Но это разные вещи. Я буду лгать Люсьену, чтобы пощадить не его чувства, а мои собственные. И получится, что тысячу фунтов я получу обманным путем.
– Анна, он принял тебя вовсе не для того, чтобы попытаться сэкономить тысячу фунтов.
– От этого мой обман будет еще ужаснее, – с несчастным видом пробормотала она. – Будь проклята моя мать!
Макс был с ней полностью в этом согласен, но у него создалось впечатление, что в данный момент Анна нуждается не только в его согласии.
– За то, что сказала тебе правду?
– За то, что сказала правду именно сейчас. Она всегда лгала, почему же… Господи, но ведь, возможно, она лжет и сейчас. Не знаю, почему я об этом не подумала. – Анна повернулась к нему. – Ведь эти письма могут быть поддельными, не так ли?
– Могут, – согласился Макс. – Все можно подделать, но не могу представить, зачем бы она это стала делать?
– По той же самой причине, по которой она проделала весь этот путь и отдала эти письма мне. Для того чтобы быть уверенной, что она снова получит то, что ей принадлежит.
– Я не понимаю…
– Она хочет, чтобы я вернулась в Андовер-Хаус, – объяснила Анна. – Моя мать собирает вещи только для себя и исключительно для себя. Я думаю… Думаю, она приехала вернуть свою собственность.
– Ты не ее собственность.
– Я это знаю. Но что касается мадам, то она уверена, что я принадлежу ей так же, как и лошади в ее конюшне. А делиться она не привыкла.
Макс задумался. Понятие о собственности внутри семьи было достаточно распространенным, особенно когда дело касалось мужей и жен. Хотя они с Анной не были женаты, он готов был признать, что испытывал к ней нечто похожее на собственнические чувства, но, безусловно, согласился бы, если бы Анна ответила ему тем же. Но в данном случае речь явно шла о другом, довольно уродливом чувстве собственности, хотя Макс не мог вот так сразу определить его суть.
– Она делила тебя с миссис Кулпеппер?
Анна покачала головой.
– Мадам платила миссис Кулпеппер, чтобы та заботилась обо мне. В ее глазах гувернантка имеет на ребенка, которого она воспитывает, не больше прав, чем горничная на серебро, которое чистит. Но появление братьев, невесток… Это же настоящее покушение на собственность.
– Рассуждения такого толка ставят меня в тупик.
– Да, потому что они лишены разумного начала. – Взгляд Анны упал на кожаную сумочку, и она вздохнула. – Честно говоря, я не думаю, что она лжет. Мне бы этого хотелось, но… она была слишком самодовольной. Обычно, когда матушка говорит неправду о чем-то важном, она ведет себя очень театрально. Переигрывает, – уточнила Анна, когда Макс вопросительно посмотрел на нее. – Она начинает размахивать руками, говорит громче и приукрашивает свои выдумки массой самых невероятных подробностей. Так, например, она утверждала, что даже русский царь присылал ей любовные письма.
– Я не знал.
– М-м-м. На пергаменте с уголками, отделанными золотом. И стоило ей только этого пожелать, в ее распоряжении было бы поместье и сотни крепостных в окрестностях Санкт-Петербурга,
– Очаровательно.
– Иногда их были тысячи. Порой она сочиняет не истории, а обещания. Моя мать способна дать самые невероятные обещания, если пребывает в хорошем настроении или выпивает пару лишних бокалов за ужином. Когда мне было лет десять, она пообещала мне приданое.
– Тысячу фунтов?
– Нет. Пятьсот. – Анна моргнула и неожиданно засмеялась. – Боже, даже в этой лжи она сумела меня провести.
– Анна…
– Однажды она сказала, что ни в коем случае не хочет причинить мне боль, и я этому поверила. Тогда я решила, что ее беспринципность исходит из эгоизма, а не из желания действительно причинить боль. – Анна покачала головой, губы ее были крепко сжаты. – Теперь я не уверена, что это так.