Проглотив последний кусок буррито, я скомкал салфетку и бросил ее в урну, затем сделал большой глоток из стакана, завел машину и отправился домой. Прежде чем лечь спать, я распаковал вещи и принял душ.
Но сон так и не шел, поскольку в дороге я проспал девятнадцать часов. Телевизор был включен, и я начал переключать каналы. На каждом из них шла передача, так или иначе связанная с нашей операцией. В большинстве случаев муссировались догадки и слухи.
Так, например, один из репортеров утверждал, что перестрелка на вилле длилась сорок пять минут.
На другом канале говорилось, что нас встретили огнем еще на подходе к вилле.
На третьем я услышал, что бен Ладен был вооружен и пытался обороняться, прежде чем был убит.
И, разумеется, во всех красках описывалось, что в последние секунды жизни у бен Ладена было время посмотреть в глаза американцам, которые пришли за ним.
В этих репортажах наша операция выглядела как плохой боевик. Поначалу меня это даже развеселило.
Но потом на экране появились фотографии виллы. Еще неделю назад они были совершенно секретными, а сейчас их мог разглядывать каждый. Я видел останки нашего вертолета. Взрыв разрушил фюзеляж, но часть хвостовой балки осталась целой. Она переломилась и упала за забор виллы на улицу.
Агентству «Рейтер» удалось даже добыть фотографии тел погибших, в том числе братьев аль-Кувейти, одного из которых мы с Уиллом подстрелили в гостевом доме. Показали также фотографию того места, где лежал убитый бен Ладен. Можно было разглядеть засохшую кровь на ковре.
Мне было трудно все это переварить.
Фотографии вызывали у меня неприятные чувства. Они будили переживания, которые я изо всех сил старался загнать в самый дальний уголок сознания. Теперь у меня не было четкой грани между работой и домом. Я всегда мысленно разделял эти два понятия. Если я дома, значит, никаких мыслей о работе. А теперь телевидение разрушило этот барьер, и работа пришла ко мне на дом.
В ту ночь я спал очень плохо. Пришлось опять прибегнуть к снотворному, потому что иначе я вообще не смог бы уснуть.
В следующие два дня мне пришлось отбиваться от звонков родственников и друзей. Телефон звонил не переставая. Родственники спрашивали, участвовал ли я во всем этом. Родители были в курсе дела, что я уезжаю, но не знали куда.
Перед отъездом я позвонил им и сказал, что отправляюсь на тренировку и связаться с ними не смогу. Я всегда старался оградить их от любой информации о своей работе. Сестрам накануне отъезда я написал СМС о том, что люблю их обеих. Казалось бы, обычные слова, но, после того как на страну обрушилась информационная лавина, они сразу заподозрили, что я имею отношение к этому делу.
На следующий день после приезда домой я понес выбрасывать мусор и встретил соседку, живущую в доме напротив. Она крепко обняла меня. Ей было известно, где я служу, и она заметила, что меня не было дома несколько дней.
– Никогда толком не знаешь, с кем живешь по соседству, – сказал она, улыбнувшись, и пошла домой.
Моих коллег дома встречали по-разному. Один парень, едва переступив порог, первым делом получил задание поменять ребенку памперс.
– Представляешь, я только дверь открыл, а мне сразу суют младенца в руки, – рассказывал он мне. – Мы только что ликвидировали УБЛ, а мне даже не дают присесть и пивка попить.
Другой коллега все следующее утро после приезда вынужден был косить газон, который зарос за время его отсутствия. Пресса расписывала нас как героев, а для домашних мы были просто мужьями, которые шатаются неизвестно где.
* * *
Спустя два дня, когда мы наконец вернулись на работу, Джей созвал совещание в том же конференц-зале, где нам впервые было объявлено о предстоящей операции. Он заявил, что командование обеспокоено массовой утечкой информации.
– Никаких контактов с прессой, – сказал он. – Будем сидеть как можно тише.
Я был удивлен. Мы-то как раз на протяжении нескольких недель хранили все в тайне, а Вашингтон теперь болтает об операции на всех углах, да нам же еще и нотации читает. Возникло подозрение, что оглашение наших фамилий в прессе – это только вопрос времени. Мы убили главного террориста в мире, и меньше всего хотелось, чтобы наши имена связывали с этим событием. Нам было выгоднее оставаться в тени и продолжать заниматься своими делами.
– Ладно, закроем эту тему, – сказал Джей. – Вот ваше расписание не ближайшее время. Вам предоставлена неделя отдыха.
– Никогда в жизни не поверю, – отозвался Уолт.
На лицах многих собравшихся я заметил скептические усмешки.
– Когда начнутся протокольные процедуры? – поинтересовался я.
– Люди из ЦРУ приедут через пару дней, – ответил Джей. – Министр обороны тоже планирует навестить нас. Я сообщу, как только что-то прояснится. А пока отдыхайте.
На этот раз рассмеялся уже я.
– Ну, началось. Всем не терпится продемонстрировать свою причастность к чуду, – заметил Том, когда мы выходили с совещания.
Сама по себе миссия была не такой сложной и трудной, как ее последствия.
На протяжении нескольких недель и даже месяцев в средствах массовой информации появлялось все больше подробностей и все чаще упоминалось наше подразделение. Мы всерьез забеспокоились о собственной безопасности. Многие оснастили свои дома охранными системами.
Кое-кто пытался на совещаниях жаловаться Джею и Майку.
– Еще не хватало, чтобы в прессе опубликовали наши фамилии, – заметил я как-то раз в беседе с ними.
Телеканал «ABC News» показал нелепый репортаж, в котором рассказывалось, по каким признакам можно опознать «морского котика». Журналист Крис Куомо поведал публике, что бен Ладена застрелил белый человек в возрасте чуть старше тридцати лет, с бородой и длинными волосами. Затем он взял интервью у единственного из «котиков», кто согласился поговорить с ним, – основателя DEVGRU Ричарда Марсинко.
– У «морского котика» ноги, как у газели, полное отсутствие талии и широченный торс, – рассказал Марсинко. – А еще всем им присуща полная уверенность в том, что неудача им не грозит.
В числе других характерных признаков он назвал огрубевшие руки от постоянного обращения с оружием, множество шрамов на теле, полученных в ходе предыдущих операций, и огромное самомнение.
– Это индивидуалисты и эгоисты, которым волею судеб приходится работать вместе, – продолжал Марсинко. – Их учат полагаться на товарищей. Когда им скучно, они задирают друг друга, потому что без этого чувствуют себя не в своей тарелке.
Мы хохотали как сумасшедшие, слушая это интервью. Конечно, Марсинко стоял у истоков DEVGRU, но он уже так давно отошел от дел, что полностью потерял связь с реальностью. Я не знаю ни одного «котика», который подходил бы под это описание. Мы давно изжили в себе эгоистические наклонности. В войсках специального назначения нет ни одного солдата, моряка, летчика или морского пехотинца, которого можно было бы охарактеризовать подобным образом. У нас принята совершенно иная этика. Мы командные игроки и всегда стараемся помогать друг другу.