Это был спальный вагон на заброшенной станции, в тупике, среди трёх десятков таких же вагонов (чтобы врагам сложно было найти), хорошо сохранившееся купе с усиленной дверью, вместо окна толстый лист рифлёного железа, мешки с припасами наверху, в багажной нише, несколько готовых к бою стволов на соседней полке…
Почему облюбовал именно вторую полку, вот так сразу и не скажешь. Скорее всего, чтобы какие-нибудь вредные ползучие гады, способные просочиться через щели из соседнего купе, не сразу достали. Полка без матраца, но мягкая, и вообще, в купе всё как в действующем пассажирском вагоне, и разумеется, для вящего комфорта был там добытый невесть где отменный спальник.
Сгенерированная воображением модель зоны комфорта в опасном мире всегда работала безотказно: стоило Вадиму «зайти в купе, запереть дверь и влезть в спальник» – и он тотчас же засыпал глубоким ровным сном, как реально набегавшийся по опасным аномалиям бродяга.
Сейчас Вадим улыбнулся не потому, что это показалось ему глупым ребячеством и картонными фантазиями «диванного воина».
Второй ярус деревянного топчана в камере заброшенного посёлка, где на полу валяется скорлупа яиц краулеров, это, конечно, не совсем вторая полка купе виртуального спального вагона.
Страшные провалы и водовороты в вонючем потоке – это не сказочные аномалии, а бесконечные лабиринты поросших лесом тоннелей Старых Рудников мало похожи на просторы Зоны.
И стражи гнезда вроде не выдуманные мутанты, и враг прошёл мимо не благодаря лично твоей смекалке, а потому что кто-то более толковый додумался спрятаться в нише рядом с жуткими «припасами».
Однако… Улыбка была преисполнена горькой иронии.
Как там сказал кто-то умный: «Осторожнее с мечтами – вдруг сбудутся…»
* * *
Вполне резонно было ожидать, что после такой непривычной нагрузки снов либо не будет вовсе, либо приснится что-то аутентичное, соответствующее испытанным накануне переживаниям.
Например, атака стражей, всех убили, а наш парень чудесным образом спасся.
Или колодец, из которого выплывает Нечто, и Вадим вдруг постигает суть и смысл этого Нечто…
Сон был из ТОГО мира, на удивление тривиальный, посвящённый ничего теперь не значащим житейским проблемам.
Вадим сидел за компьютером, гонял эльфа и пил кофе – без вкуса, без цвета, без запаха – просто постфактум, был там кофе, как для протокола.
Рядом стоял Никита, ухватив Вадима за какую-то странную лямку на спине (лямки не было, ни постфактум, ни по логике вообще, но Никита за что-то там ухватился, основательно так, цепко) и равномерно, упорядоченными циклами, тряс нашего парня и канючил:
«Сделай мне договорчик… Ну сде-е-лай, ну что тебе стоит… У тебя тут полно старого железа и дрянного софта… А у меня там дети голодные… Ну сделай…»
Короче, обалдуй – как говорит Мусаев, прилип, по привычке, и никак не отстанет. И ведь прогнать нельзя мерзавца, в перспективе отношений с лучшей девушкой всей Планеты приходится терпеть.
В этот раз приставучий собрат по цеху не вызвал чувство досады.
Как только Вадим понял, что это именно Никита, его захлестнула волна радости.
Это что же получается, К‑55 в 2063 году – всего лишь кошмарный сон?!
Господи, какое счастье!
Хотелось на радостях обнять Никиту и даже расцеловать, что в общем-то негигиенично и может быть превратно истолковано объектом целования.
Но всё равно хотелось.
Хотелось бабуински прыгать, вопить от радости, и в экстатичном припадке благодарности Доброй Судьбе рвать на себе одежду…
Однако почему-то не получилось вскочить со стула.
Вадим к нему как будто примёрз, и вообще не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово – рот не открывался…
И вот эта немочь напрягала и вызывала страх, скованность движений вскоре перестала всего лишь доставлять неудобство и постепенно стала казаться фатальной.
Это было уже не просто мимолетное странное обездвиживание ввиду невыясненных причин, а… пожалуй, полноценный паралич.
Как только Вадим понял, что не может пошевелиться, сразу усилилось сердцебиение, стало трудно дышать и резко подскочило давление.
Он дёрнулся изо всех сил, стараясь разорвать невидимые путы, сковывающие всё тело…
И проснулся.
Увы, увы…
Это была всё та же камера-комната в заброшенном посёлке на Пятом Уровне подземной колонии.
Всё тот же трижды проклятый 2063 год.
– Господи… – чуть не плача от горького разочарования, прошептал Вадим. – А я-то, дурак, обрадовался…
Да, это был всё тот же многоуровневый подпол Погибшего Мира.
И этот подпол ощутимо трясло.
Имела место мелкая монотонная вибрация равномерными циклами, с коротким разгоном, продолжительным туром на верхней ноте, коротким затуханием и паузой в несколько секунд.
Затем всё повторялось вновь.
С потолка осыпалась известь и крошки чего-то, то ли песка, то ли бетона, над склянкой, в зеленоватом пятне, образовалось лёгкое облако взвеси.
У Вадима, не владеющего информацией по сути явления, не нашлось иной ассоциации, кроме как «злой циклоп где-то неподалёку включил гигантский перфоратор, намереваясь проковырять в породе новый тоннель».
Да, ассоциация ещё та, из разряда «а какие грибы вы предпочитаете в это время суток?», но другой, увы, не было.
Спутники Вадима уже не спали.
– Ап-пчхи! – громко чихнул Витя.
– Опять, – тихо сказал Олег.
– Это что, землетрясение? – встревожился Вадим.
– Вибрации, – предвосхищая следующий вопрос, ответил Панин. – Невыясненной этиологии. Причины пока что не исследованы.
– А это нормально? Давно тут эти… вибрации?
– С год где-то, – сказал Мусаев. – До этого не было.
– В последние пару месяцев почаще случаются, – добавил Витя. – Еженедельно, как по расписанию.
– Не части, – поправил Мусаев.
– Ну, раз в декаду, или раз в полмесяца точно, – сдал назад Витя. – Раньше, бывало, раз в месяц-два трясло. Когда в первый раз затрясло, думали – всё, конец света…
– А причины? – продолжал допытываться Вадим.
– Причины пока что не исследованы, – повторил Панин. – У меня есть версия, но она ненаучна.
– Что за версия?
– Эти вибрации – не природного происхождения.
– То есть вы хотите сказать…
В этот момент характер вибраций радикально изменился.
Дрожь стала крупной, топчаны ходили ходуном, людей на них подбрасывало как на «запоре» с отказавшими тормозами, летящем во весь опор по кривым улочкам какого-нибудь захолустного Нижнего Негодяева.