– В смысле, тебя побили?
– В смысле – человека убил по пьянке. И второй раз сел.
– Почему не расстреляли?
– С меня к тому времени первую судимость сняли. Считай, новичком в родной дом пошёл. Теперь вот вышел, а тут война. Вы приехали… – Свёкла остановился. – Стой! Пришли.
– Уверен? – Бруджа провёл быстрое, но тщательное магическое сканирование и не обнаружил никаких следов подземного хода. – Свекаев?
– Здесь, господин штандартенфюрер, – уверенно ответил чел. – Копайте.
Бруджа дал знак немцам, и солдаты, расчистив снег, принялись энергично долбить мёрзлую землю кирками.
– Если ошибся – отдам им, – хмыкнул Пётр, разглядывая злых и потных подчинённых. – И объясню, что именно по твоей милости им пришлось так вкалывать.
– Не ошибся.
И верно.
– Есть!
После очередного удара кирка провалилась в землю, открыв чёрную дыру провала, который обрадованные солдаты расширили с совершенно стахановской скоростью.
«Старая ведьма!»
Однако мысленное ругательство вампир произнёс не зло, а с уважением: фата Юлия сумела мастерски замаскировать подземный ход от магического сканирования, и потому ни у Бруджи, ни у шасов, которые наверняка вертелись в поместье после Гражданской, не получилось его отыскать. Точнее, шасы отыскали другой, гораздо меньший по протяжённости ход, идущий к флигелю, и на том прекратили поиски. А о главном так никто и не узнал бы, не окажись тут двадцать лет назад молоденький Никита…
– Всем оставаться наверху! – распорядился Бруджа. – Да убери ты фонарь, Свекаев! Только глаза слепит… Ждите!
И штандартенфюрер исчез в провале. А солдаты удивлённо переглянулись – как же он видит в полной тьме? Выходит, как-то видит. Или просто включил потайной фонарь?
Загадочен, ох, загадочен этот офицер из «Аненербе»…
Спугнув пару крыс, Пётр осторожно прошёл по ходу, стараясь не прикасаться плечами к грязным кирпичным стенам, в какой-то момент остановился, вернулся назад, внимательно оглядел стену и постучал по ней. Пустота… Бруджа крикнул солдат, и через пять минут спорой работы ломами и кирками немцы проникли в небольшую комнату, уставленную деревянными ящиками. Которые тут же, под гогот и шуточки, стали вскрывать ломами.
– Серебро…
Вилки, ножи, посуда, подсвечники…
– Снова серебро…
Свекаев беззвучно заплакал.
– Мы нашли старые сокровища, – сообщил Бруджа, торопливо проводя магическое сканирование. – Все получат награду.
– Ура! – рявкнули довольные солдаты.
– Ура! – подхватили оставшиеся наверху фашисты.
– Ура, – прошептал сквозь слёзы Свекаев.
Сундучок с золотом, шкатулка с жемчугом, браслеты, кольца… Но никаких следов магии. Ни одного запечатанного сосуда. Ни одной всё ещё работающей ловушки. Ничего.
В подземном тайнике не оказалось сосуда, в котором мог находиться кардинал Свен Бруджа. И рабочих дневников тоже не было, а значит…
Значит, хитрая ведьма обустроила ещё один схрон.
И потому грустил не один Свёкла: Бруджа тоже улыбался натянуто, неловко пряча царящее внутри смятение:
«Где теперь искать отца?!»
* * *
– Хайль Гитлер!
– Хайль! – дружно подхватили собутыльники фон Руджа. – Хайль! Хайль! Хайль!
– Что они празднуют? – тихо спросил Матвей.
– Клад нашли.
– Да ну?
– Честно, – округлила глаза Нюра. – Им кто-то подземный ход показал, а в нём – комната. А в ней – золото графини.
– Везёт же фашистам, – не сдержался Столяров. – Двадцать лет клад искали, а он, смотри-ка, народу не дался, к фашисту пошёл.
– Ничего, будет и на нашей улице праздник.
Пили в захваченной усадьбе все. Офицеры в холле первого этажа, солдаты во флигеле. Во дворе дрожали от холода два грузовика «Opel Blitz» – в том числе и тот, с сокровищами, – а вот сторожа на мороз внимания обращали меньше, поскольку охотно прихлёбывали из фляжек крепкий русский «pervach».
И все забыли про Матвея Столярова, юного партизанского связного, брошенного в холодный сарай, в котором всего день назад трясся Свёкла. Все забыли про бедного парня: и солдаты, и сам фон Рудж, все, кроме Нюры Ластиковой.
– Ты можешь открыть замок?
– Я постараюсь. – Девочка вытащила из кармана накинутого на плечики ватника прихваченные с собою ключи – немцы использовали старые санаторские замки, связка запасных ключей к которым хранилась в подвале, в кабинете завхоза Василия Алексеевича. – Та-ак… вот этот, кажись, подойдёт… а ну-ка!
Нет, не тот. Девочка перебирает связку. Этот? Тоже нет… Этот?
– Ну, пожалуйста… – шепчет Нюра. – Ну, замочек, ну, миленький, ну, давай… ты же наш, советский!
И замок, словно вняв мольбам девочки, щёлкает…
– Ура!
– Беги, Матвейка!
– Надо партизан предупредить. – Счастливый мальчишка выбегает на свободу, глаза горят, язык немного заплетается, то ли от радости, то ли от холода.
– Пешком не доберёшься – поймают.
Матвей взял спасительницу за руку, заглянул в глаза:
– Ты должна пойти со мной.
Нюра вспыхнула.
– Я бы… Я бы прямо сейчас, вот! Только как же мама?
– Ага, хорошо ей будет, коли тебя возьмут да пытать начнут?
– Да, пожалуй…
До них донеслись пьяные вопли.
– Ишь ты, – зло прошептал Матвей. – Гуляют себе, никого не боятся, сволочи. Эх, гранату б швырнуть, да жаль – нету! Ладно, Нюра… пошли. Это что там за грузовики?
Девчушка ахнула:
– Ты хочешь сказать…
– Да сумею я, ничего сложного! – Столяров подбоченился. – «ЗиС» пятый же в колхозе водил – было дело. И Чёрное болото нынче замёрзло – по гати-то прокатим в самый раз!
Подростки аккуратно прокрались к грузовикам – тентовым фургонам, – убедились, что часовой клюёт носом, сидя на подножке одной из машин, после чего Матвей жестом велел девочке отвернуться, поднял взятые по дороге вилы, осторожно приблизился к немцу и нанёс резкий удар.
Часовой охнул, на его губах появилась кровавая пена, голова запрокинулась, глаза остекленели, и фашист повалился набок.