Аксеновы беседовали с Галиной Игнатьевной и Николаем Грыжиными в гостиной. Елена Николаевна, услыхав голос Ерожина, вздрогнула и медленно направилась в прихожую. Надя причесывалась и увидела маму в зеркальном отражении. Она повернулась и опустила расческу. Елена Николаевна остановилась. Так они и застыли. Первой не выдержала Надя. С криком: «Мамочка!» – она бросилась вперед. Елена Николаевна только успела развести для объятия руки. Мать и дочь прижались друг к другу. Грыжин с Ерожиным переглянулись и вышли из прихожей, чтобы не мешать встрече.
Наконец уселись за стол.
– Соньку ждать не будем. Она со своим артистом может и к ночи заявиться, – сказал генерал супруге и, оглядев стол хозяйским оком, насупился:
– Варьку не вижу.
– Варя на кухне, гуся стережет, – ответила маленькая генеральша, ревниво покосившись на пустой стул возле мужа.
Ревновала она Грыжина к Варваре Федотовне не как к женщине. Старая прислуга с этой точки зрения Галину Игнатьевну не тревожила. Просто уж очень многое связывало генерала с домработницей, потому что они были выходцами из одной деревни.
– Чего гуся стеречь? Теперь не убежит, – изрек Иван Григорьевич и гаркнул на всю квартиру: – Варька, за стол!
Когда Варвара Федотовна послушно заняла свое место, Грыжин поднял стакан: – Пока мы не на поминках, а только на проводах, давайте чокнемся и махнем по первой. Служил я, как мог. Дерьма людям Не делал, пора и честь знать.
Ерожину очень хотелось сесть рядом с Надей, но она так трогательно попросилась побыть с родителями, что он улыбнулся и сел напротив.
Когда закускам и тостам за столом потеряли счет, Грыжин встал:
– Айда, мужики, ко мне в кабинет, перекурим.
– Ты же пять лет не куришь? – удивилась Галина Игнатьевна.
– Сегодня я и пью, и курю, и… – Грыжин поглядел на Надю и решил не продолжать.
Мужчины направились в кабинет. Иван Григорьевич, перед тем как занять свой бескрайний письменный стол, открыл книжный шкаф, отодвинул том Толстого «Война и мир» и, просунув в освободившееся пространство могучую ладонь, достал бутылку любимого «Ани».
– Вы, Иван Григорьевич, как разведчик. Везде тайники. Есть ли на свете такое место, где генерал Грыжин не хранил бы свой армянский коньяк? – развеселился Ерожин, наблюдая, как ловко генерал разливает янтарную жидкость по квадратным стаканчикам.
– Мы, Петька, сейчас махнем на брудершафт. Хватит мне «выкать». Я больше не министр, и ты теперь мой начальник, – хитро подмигнув собравшимся, сообщил Иван Григорьевич.
– Я с удовольствием. Только насчет начальника не понял, – признался Петр Ерожин.
Генерал обнял его, и они, перекрестив стаканы, выпили до дна. Сын Грыжина и Аксенов поддержали друзей, но Иван Вячеславович только пригубил. Он весь вечер почти не прикасался к спиртному. Все присутствующие это отметили и тактично воздержание Аксенова не комментировали.
– Не понял насчет начальника? Это ничего, – крякнул генерал, расцеловавшись с Ерожиным и понюхав рукав рубахи вместо закуски. – Сейчас поймешь. – Грыжин выдвинул ящик своего стола и торжественно извлек из него кожаную папку с гербом России. Открыл и поманил пальцем Ерожина: – Сам будешь читать, или мне зачесть официально?
– Как хочешь, Иван Григорьевич, – переход на «ты» произошел в сознании Ерожина без неловкости. Про себя он давно называл генерала батькой.
– Я бы зачел, да очки в кителе остались. Не думайте, Грыжин не пьян, глаза подводят.
Особенность оставаться трезвым вне зависимости от количества злополучного «Ани», выпитого генералом, все знали. Петр Григорьевич взял папку и быстро пробежался по тексту. Перед ним лежала лицензия на право открыть частное сыскное бюро. Ерожин с удивлением прочитал свою фамилию, имя и отчество.
– Ну теперь понял? Не забудь, обещал должность консультанта, – пробасил генерал на вопросительный взгляд Ерожина.
– Значит, это серьезно? – тихо сказал Петр Григорьевич.
– Серьезно, подполковник. Генерал Грыжин слов на ветер не бросает. Я, Петька, да и всем вам скажу, еще бы годков пять поработал. Но там, наверху, такое пошло… Когда наш министр обороны пообещал чеченцев в один день усмирить, тут я уж и совсем понял: надо линять. Вот теперь пойду к Ерожину в помощники. Читайте бумагу, здесь все свои. Петька за годы мне как сын стал. Колька фамилию мою носит. А ты, Аксенов, Ерожину за тестя. Выходит, в моем кабинете собралась семейная команда. Секретов нет.
Аксенов и Николай Грыжин прочитали лицензию и пожали Ерожину руки. Грыжин снова разлил коньяк. Аксенов взял свой стакан. Все поняли, что Иван Вячеславович хочет что-то сказать.
Он оглядел присутствующих и тихо начал:
– Дела запустил. Зарплату сотрудники не получают. Извини меня, Петр Григорьевич, и тебе за два месяца задолжал. Горе меня качнуло, но не сломало. Все думают, что я из-за дочки. Признаюсь вам, причина сложнее. Не тяну я фирму. Молодые шустрят. Времена изменились, и моего ума мало. Вот и запил. – Аксенов замолчал и залпом осушил свой стакан.
– Ммм-да, – промычал Грыжин. – Выходит, и ты на пенсию запросился.
– Рано мне. Еще семь лет осталось. И как на пенсию дом содержать? – вздохнул Аксенов и полез в карман за «Ротмансом».
– Возьмите меня замом, – предложил Николай Грыжин.
– Аксенов, а что, попробуй. Он уже не пацан. Глядишь, и поможет, – поддержал генерал сына.
Аксенов улыбнулся:
– С радостью. Про твоего Николая наслышан. А предложить ему в голову не пришло.
– Тогда, мужики, по рукам и к столу. Бабы одни скучают. – Грыжин посмотрел на оставшуюся часть коньяка, упрятал бутылку назад в тайник и, прикрыв ее томиком Толстого, распахнул дверь кабинета.
Дочь Соня со своим артистом до отца в тот вечер так и не добрались. Одевая Надю в прихожей, Ерожин отметил, что Елена Николаевна Аксенова умоляюще на него поглядывает. Смысл ее взгляда подполковник понял, когда Надя, счастливая и разрумянившаяся, шепнула:
– Петя, давай сегодня у родителей переночуем. Мама тебя просит, и папа тоже.
Они ехали по ночной Москве. Ерожин сидел возле Петровича, а сзади, тихо рассказывая семейные новости, обнимали дочку супруги Аксеновы.
Ночевать на Фрунзенской набережной Петру Григорьевичу раньше не доводилось. Он смотрел в окно и улыбался. Чувство большой семьи, членом которой он стал, наполняло его душу новым незнакомым ощущением. В руках Ерожина лежала кожаная папка с гербом России, в которой хранилась лицензия на его дальнейшую жизнь.
7
Новгород спал. Редкие окна домов светились в этот ранний час. На опустевших улицах кошки чувствовали себя по-хозяйски спокойно и, задрав хвосты, важно переходили мостовую. До позднего осеннего рассвета оставалось часов пять. В тишине центральных кварталов издалека послышался шум мощных двигателей, и колонна из трех автомобилей с большой скоростью промчалась мимо кремля, свернула за гостиницу «Интурист» и, не выключая дальнего света фар, влетела во двор шестиэтажного дома. Этот дом, выстроенный полвека назад в стиле добротной сталинской архитектуры для местного начальства, отличался от основного послевоенного жилого фонда многоэтажностью. Автомобили, не глуша моторов, замерли возле подъезда, и из них никто не выходил.