– У нас в холодильнике жратва есть? – Подполковник внезапно ощутил волчий голод. Рудик вскипятил скоростной чайник. В холодильнике директорского кабинета имелись икра и вобла. Вместо хлеба секретарь отыскал галеты. Запивая странный бутерброд чаем из пакетика, Ерожин отзвонил Ивану Григорьевичу и попросил генерала наведаться в офис. По его мнению, эстонцы подготовительные работы закончили и нуждаются во внимании заказчика.
Выруливая на Ленинградское шоссе, временный директор фонда удовлетворенно подумал, что занять Грыжина ремонтом сейчас очень кстати. Нельзя оставлять пенсионера наедине с его горестными мыслями. На этом гражданская деятельность Ерожина в Москве заканчивалась. Подполковник ехал на войну.
1
Следователь Сиротин проснулся совершенно больным. Из носа текло, словно из худого крана, глаза слезились, и градусник показывал тридцать семь и восемь. Супруга Владимира Макаровича служила врачом. Ольга Сергеевна утром, вела амбулаторный прием и остаться лечить мужа не могла. Она налепила ему горчичники, поставила на тумбочку кружку горячего молока с медом и, пообещав вернуться пораньше, ушла в поликлинику. Дочь Катя еще раньше убежала в школу. Глава семьи остался в тишине пустой квартиры и, маясь под горчичным огнем, думал о том, что проваляться несколько дней на больничном ему сейчас на руку. В половине десятого позвонил Семякин. Всеволод Никанорович болезни своего следователя не очень огорчился:
– Нашел время! – добродушно ворчал он в трубку. – Меня со всех сторон дергают. Журналисты плетут версий о заказном политическом убийстве, а ты в соплях.
По голосу Сиротина начальник управления не мог заподозрить работника в симуляции, но в его ворчании искреннего огорчения майор не услышал.
«Заказное убийство! Как бы не так», – положив трубку, подумал Владимир Макарович. По его убеждению все, кто мог заказать такое убийство, находились в ту ночь в трех машинах у подъезда убитого. И мотивов для «заказа» депутата у городских воротил майор Сиротин не усматривал. В областном центре слишком прозрачны отношения влиятельных фигур, и все конфликты быстро выплывают наружу. Поэтому майору слова Семякина о заказном убийстве показались бравадой. Удивил лишь тон начальника. Еще в субботу тот паниковал и торопил со следствием, а сейчас по телефону стал подозрительно добреньким.
Владимир Макарович, кряхтя, содрал с себя горчичники, высморкался в большое полотнище разодранной на носовые платки старой простыни и уселся на подушку. Когда следователь сидел, нос закладывало не так быстро.
Недельный тайм-аут по болезни устраивал майора, потому что он попал в затруднительное, можно сказать, чрезвычайно затруднительное положение. Один из лучших преферансистов города, Сиротин держал сейчас в своих руках «мизер», но не решался раскрыть карты. Он не торопил молодую практикантку Назарову, хотя та копалась со сбором «пальчиков» слишком долго, обходил стороной лабораторию и лично криминалиста Суворова. Следователь тянул время. Виктору Иннокентьевичу он открыл только часть правды. Поведав, что анонимный «доброжелатель» сообщил место, где хранится пистолет убийцы, следователь умолчал о главном. По телефону ему назвали и фамилию убийцы. Огласка этой фамилии грозила скандалом не только в самом управлении, но могла стать сенсацией во всем ведомстве. К Суворову Владимир Макарович относился с уважением и вовсе не торопился пятнать имя криминалиста.
Майор, пошарив рукой по тумбочке, нащупал телевизионный пульт. Экран мигнул и засветился. По утрам давали сериалы. Смазливая молодая южанка стояла перед шикарным авто и что-то доказывала пожилому вальяжному господину. Сиротин снова высморкался и отключил звук. Сериалы он не уважал. Душещипательные мелодрамы вызывали у следователя раздражение. «Нам бы их заботы…», – кривился Сиротин, но телевизор не выключил. К сериалам у него имелся специфический интерес. Кроме карт, майор «болел» иномарками. В мексиканских и бразильских лентах попадались любопытные экземпляры. Сам он ездил на «олдс-мобиле» и очень гордился уникальностью и редкостью своей машины. Когда в ГИБДД ставили на учет неизвестную модель иностранного производства, Сиротину, зная его пристрастие, звонили. Майор откладывал все дела и ехал смотреть новинку.
Молоко в кружке успело остыть. Владимир Макарович отхлебнул сладковатую масляную жидкость, поморщился и опустил на пол ступни, обутые в вязаные шерстяные носки. Жена и туда умудрилась насыпать горчицы. С трудом отыскав ногами тапки, Сиротин встал и, волоча шлепанцами по-лыжному, добрался до буфета. Рюмка коньяка приятно согрела внутренности. Следователь постоял немного, ощущая действие напитка, навестил туалет и снова улегся.
Звонок в дверь прервал трудные размышления, и Владимир Макарович, выругавшись про себя, поплелся открывать. Визитеров он не ждал и очень удивился, обнаружив перед собой белобрысого мужчину в кожаной куртке со спортивной сумкой через плечо.
– Не узнаешь? – спросил тот, оскалившись.
Сиротин, сощурив покрасневшие от простуды глаза, оглядел незваного гостя с ног до головы:
– Никак знаменитый сыщик из столицы?!
– Так точно. Пенсионер Ерожин собственной персоной, – представился Петр Григорьевич и протянул руку.
– Руки я тебе не дам. И вообще, старайся держаться от меня подальше. Зараза, она и столичных не щадит, – предупредил больной и жестом пригласил Ерожина в квартиру.
– Ты и вправду гриппуешь, – посочувствовал московский гость, наблюдая, как хозяин дома выдувает содержимое носа в белую тряпицу внушительных размеров.
– Как видишь, прихватило капитально. Неделю с соплями на работу таскался и дозрел, – произнес Сиротин, убирая тряпицу под подушку.
Ерожин полез в сумку, достал бутылку виски «Белая лошадь» и спросил:
– Сначала поговорим, потом полечимся, или сперва полечимся, потом поговорим?
– Как хочешь. Я уже рюмку принял, а организм, как ты заметил, ослаблен, – пожаловался Владимир Макарович.
Подполковник огляделся, подошел к серванту и достал два хрустальных стаканчика, затем по-хозяйски отправился на кухню и, притащив табуретку, установил ее перед постелью больного:
– Не возражаешь, если мы тут небольшой столик соорудим?
– Не возражаю. Ты в холодильнике поройся. Там закуска найдется. У меня аппетита нет. На себя рассчитывай, а мне мандаринку принеси, – простуженно прогундосил Сиротин, отваливаясь на подушку.
Петр Григорьевич быстро справился с нехитрой сервировкой и, подвинув кресло к импровизированному столику, разлил виски.
– Выздоравливай! – улыбнулся он и, чокнувшись с хозяином, залпом опрокинул стаканчик в рот. Владимир Макарович сделал глоток и, поставив стакан на табуретку, отломил дольку цитруса.
– Володя, я решил не темнить. Вывалю все начистоту, а ты решай, – сказал Ерожин, зажевывая виски кружочком сервелата. Сиротин молчал. Петр Григорьевич выдержал небольшую паузу, дождавшись, пока градусы алкоголя соединятся с градусами тела и, аргументируя по привычке каждый тезис, начал свое повествование.