– Чьих?
– Вашей и Сони, естественно.
– У меня конфисковали бумажник. В нем есть фотка, где мы вдвоем.
– Спасибо за чаек, – улыбнулся Ерожин и переправил генерального директора страховой компании в отдел Шмакова.
– Петр Григорьевич, вот отчет наружного наблюдения за дачей в Переделкине. – Коля Маслов выложил на стол конверт и собрался уходить.
– Погоди, капитан. Бери ребят, сгоняйте в офис страховой компании «Забота» и привезите мне сторожа Стекленко. И побыстрей. Мне этот мужичок позарез нужен.
– Задержать? – переспросил Маслов.
– Тащите как свидетеля, но напугайте. Наручники наденьте. Пусть в штаны наложит. Мне он в испуге полезнее, – приказал подполковник.
– Сделаем, Петр Григорьевич. – Маслова так и распирало хохотнуть, но он сдержался.
Оставшись один, Ерожин взял конверт с донесением из «наружки». К отчету прикладывалось три фотографии. Они лежали отдельно, переложенные листком бумаги. На листке имелась надпись: «Обитатели дома семнадцать «В» по улице Паустовского». На одном фото подполковник сразу узнал злато кудрое дитя. И хоть фото были черно-белые, образ «золотого» мальчика Ерожин представил в цвете. Он перевернул фото и прочитал одно слово «Ангелок». Со второй фотографии на подполковника с легким прищуром взирал мужчина средних лет. На обратной стороне сотрудник наружки написал: «Велосипедист». На третьей оскалилась знакомая Ерожину породистая овчарка. Надпись на обратной стороне гласила: «Собака». Петр Григорьевич вспомнил конопатого Лисичкина с оттопыренными ушами и улыбнулся. Комментарии к фотографиям, скорее всего, принадлежали капитану.
В отчете сотрудников наружного наблюдения говорилось, что в субботу и воскресенье обитатели дома не покидали. Сегодня утром Игнат Львович Костролитин с сыном Иннокентием сели в спортивный «Мерседес» и отправились в Москву. В конце приар-батского переулка машина остановилась. Папаша остался в авто, а сынок прошагал в интернетный зал на Старом Арбате и сидит там до сих пор. Петр Григорьевич поглядел на часы. По его соображениям, Валерий Андреевич допрос Пенькова еще не закончил. Ерожин позвонил полковнику по внутреннему и попросил разрешения зайти. Шмаков не возражал.
– Извини, полковник, я на минуту. – Петр Григорьевич пожал Шмакову руку и выложил перед Пеньковым фотографии отца и сына Костролитиных. Генеральный директор мельком взглянул на снимок мальчика и отложил его в сторону.
– Ребенка не знаю, – уверенно заявил он. Фотография велосипедиста была изучена внимательно. – Где-то я его видел. Но где, убейте, не помню.
– Напрягите голову. Это очень важно, и для вас в том числе, – настаивал Ерожин.
– Напрягаю, но вспомнить не могу. Точно видел. Подождите… Это же агитатор. Он перед выборами в городскую Думу меня агитировал… Домой заходил. Долго уговаривал. Про жизнь спрашивал. Он где-то в соседних домах живет. Я у него еще стольник на бутылку одолжил. А как зовут, не вспомню. Больше двух лет прошло.
– Стольник отдал?
– Конечно. Я долги всегда отдаю…
– Как отдал?
– Во дворе встретил и отдал.
– Чудненько, – потер руки Ерожин. – Визит агитатора происходил до вашего назначения на должность директора страховой компании?
– Да, дней за десять.
– У меня больше вопросов нет. Исчезаю. – Подполковник покинул кабинет. Шмаков нагнал его в коридоре.
– Слушай, Петр, полная чертовщина. Ну этот Пеньков, понятно. Он декорация. Представительный, обаяшка, честный и любит пожить. У них блестящий работник Константин Дворницкий. Я его утром допросил. Способный парень, но исполнитель. А за его спиной финансовый гений. Не к чему придраться. Налоги все уплачены. Регистрация в свободной зоне дочерней фирмы «Пленэр» – афера, но чистая, закон они нигде не нарушили.
– А как тебе нравится держатель контрольного пакета? Вот этот мальчик. – Подполковник еще раз достал карточку «Ангелочка».
– Я понял. У меня его фотография тоже есть. Из «наружки» получил. Понимаешь, случалось, что родители ребенком прикрываются. Малолетку не посадишь и под конфискацию не подведешь. Но здесь что-то не то. У папаши вообще никаких прав. Темное дело, а придраться не к чему. Крути их по афере со «смертниками».
– Я их раскручу по убийству доктора, – заверил Ерожин и побежал к себе. Из кабинета он позвонил матери Валентина Аркадьевича Крапивникова:
– Вероника Арнольдовна, вас беспокоит подполковник Ерожин. Я у вас однажды был. Я понимаю ваше горе, но мне нужна помощь. Скажите, фамилия Костролитин вам ни о чем не говорит?
– Кащей учился с Валей в одном классе. Потом Костролитины переехали, но Кащей и Валя встречались до последних дней жизни сына.
– Почему Кащей?
– Его так одноклассники звали. Жаден патологически.
– Он женат?
– Женат, но семья странная…
– Чем странная?
– Из жадности с женой живет раздельно, а ребенок у них феномен. Закончил среднюю школу в десять лет.
– Спасибо, Вероника Арнольдовна. Я вам очень благодарен.
Положив трубку, Ерожин затребовал распечатку фоторобота Знахаря и сличил фотографию велосипедиста с виртуальным портретом. Сходство казалось очевидным.
– Петр Григорьевич, сторож Стекленко в наручниках доставлен, – отчитался Маслов.
– В штаны наложил?
– Не проверял. Но выглядит бледно.
– Заводите.
– Слушаюсь. – Маслов исчез и через мгновение в кабинет ввели бледного сутулого мужичка с дрожащими руками.
– Снимите наручники, – грозно приказал Ерожин. – Садитесь, Стекленко. Вы преступник.
– Я не знаю за что… Я ничего такого… Я не понимаю… – мямлил сторож.
– Поймете! – рявкнул подполковник. – Ваша фамилия – Стекленко?
– Стекленко.
– Зовут Виталием Степановичем?
– Виталием Степановичем.
– Что вы повторяете, как попугай?! Скажите да или нет.
– Да.
– Кому вы выдавали в ночь с двенадцатого на тринадцатое октября автомобиль джип «Чероки», принадлежавший страховой компании?
– Я… я никому… Но он же вернул…
– А если бы не вернул? Вы рисковали дорогой машиной, которую вам надлежало охранять. Сколько вы получили за это преступление?
– Двести долларов, – прошептал Стекленко.
– А вы знаете, сколько стоит джип «Чероки»?
– Нет.
– Он тянет тысяч на тридцать долларов. Вы рисковали такими деньгами!
– Я ничем не рисковал, он оставил в залог свою тачку, – оправдывался сторож.
– Что за тачка?
– Спортивный «мерс». Последний писк, ручная сборка. Дороже джипа раза в три.