Ночью перед сном Глафира мысленно проиграла перед собой весь вечер. Было это или показалось? Она помнит, как после игры Бакунин пробежал глазами по зрителям. Пожалуй, при некоторой натяжке можно предположить, что он ответил едва заметным кивком на ее робкое приветствие. Но, с другой стороны, нужен ли ей этот ни к чему не обязывающий знак внимания?
Поищем другой вход… Глафира, что называется, зациклилась на идее с Бакуниным. Она уже сама не понимала, что ей движет: желание познакомиться с семейством Вариного опекуна или придуманная необходимость отрабатывать деньги Виля. Не проще ли поехать в дом к капитану Наумову, он тоже в списке, и без всяких экивоков предложить помощь Пруссии в благородном деле замены императрицы на императора? Произнося мысленно эти страшные с точки зрения обывателя слова, Глафира не вдумывалась в их смысл. Какая разница, кто занимает трон? Ей бы свои дела привести в порядок, а там… трава не расти.
Но после недолгого раздумья фигура Наумова была отклонена. Нравился ей молодой Бакунин, вот что. Не так, конечно, как покойный Альберт, но сердце откликалось на имя Федор, фантазии всякие в голову лезли, и это было приятно. Словом, подавай ей красавца тенора и никого больше.
Энергии нашей героине было не занимать, времени свободного более чем достаточно, погоды хорошие: она решила понаблюдать за домом Бакунина, дабы изучить его привычки. Дом нашла без труда, в первый же день убедилась в правильности данного Вилем адреса. Место для наблюдения было, лучше не придумаешь. Она приезжала на Добром, отпускала его попастись, а сама пряталась в кустах бузины. Несколько поодаль росла рябина с уже красными плодами, за зеленым островком тянулся пустырь, за ним слобода ремесленников.
Двухдневное ненавязчивое наблюдение дало свои плоды. Теперь Глафира знала, что где-то около десяти утра Бакунин в карете отправлялся в присутствие, а именно в Иностранную коллегию, и возвращался домой около трех. Днем он предпринимал прогулку верхом, а вечером, когда часы на ближайшем соборе кончали свой перезвон, он отправлялся куда-то вести светскую жизнь.
Во второй вечер Глафира, восседая на Добром, увязалась за каретой. Если Бакунин пойдет в оперу, или в трактир, или в маскарад, она отправится туда же. Но на этот раз ее ждала неудача. Карета остановилась у дворца важного вельможи графа Воронцова, Бакунин легкой ласточкой взлетел по ступеням широкой лестницы и скрылся за высокой, украшенной медными накладками, дверью. Туда Глафире хода не было.
Она не собиралась делиться своими трудностями с Февронией, но умная хозяйка, заметив озабоченность своей постоялицы, сама из нее все вытянула. Разумеется, про поручение Виля Глафира не сказала ни слова, но поскольку знакомство с Бакуниным хоть малым боком касалось наследственных дел, Феврония тут же вызвалась помочь.
– Есть такое словечко у богатых – «представить». Тебя представят, а там дело и пойдет.
– Мне ведь не просто познакомиться с ним надо, – втолковывала Глафира. – Мне надо, чтоб он меня хорошо запомнил и полюбил.
– Как девицу полюбил?
– Не надо, как девицу, – щеки у Глафиры так и вспыхнули. – Я должна войти в доверие, понимаешь? Мне надо, чтобы он ко мне расположение почувствовал, и не абы когда, а сразу.
– Хитришь, девка! Я же вижу, ты влюблена?
– До любви ли мне сейчас, тетенька? Мне надо в семью этого Бакунина войти, стать там своим человеком. Варин опекун очень влиятельный человек. Вот я и хочу действовать через сына.
Феврония наморщила лоб, покосилась на икону. Явно ожидая от нее подсказки, и потом сказала уверенно.
– Молодой Бакунин должен тебя спасти.
– Как спасти?
– Ну, скажем, ты будешь тонуть, а он тебя вытащит. Мы кого любим-то? Кому добро делаем. Сделал хорошее дело, и этим лишний грех с души списал.
– И где мне тонуть-то? В Неве? Или в Фонтанной? А как я подгадаю, чтобы он по набережной шел, а я в воду упала? И потом, я же мокрая буду насквозь. Меня раздевать начнут и…
Последнее обстоятельство полностью убедило Февронию в непригодности ее плана.
– Тогда пусть на вас разбойники нападут. И чтоб прямо около его дома.
– Где же я возьму разбойников? – опешила Глафира.
– Да их полный Петербург. Нашла о чем тужить. Разбойников мы сами изготовим. Если вы им заплатите, я могу с мастеровыми поговорить. Двух вполне хватит. Они у вас коня уведут, а вы блажите в голос, стучите в калитку-то, бейтесь, что есть силы. А как открывать ее начнут, упадите, словно без чувств. Вас отнесут в дом. Ну а дальше, это уж как повезет.
– А если солдаты из полицейской охраны раньше явятся и схватят мастеровых?
– Убегут. Вернее, ускачут. Мишка Пегий отчаянный мужик. Он для меня что хочешь сделает. Потрудится на славу. Надо только точно определить, чтоб твой Бакунин дома был. Господь милостив, авось и сладим дело. И поверь, дева, выглядеть все это будет очень правдоподобно.
С этим Глафира не могла не согласиться. Разбойников всегда было много в столице, но в последнее время, вдохновленные опасными слухами о Пугачеве, они так и лезли на рожон. Кражи со взломом были обычным явлением, при этом грабили не только дворцы и дома зажиточных обывателей, не брезговали и лачугами бедняков, где, кажется, и взять-то нечего. Много было беглых, в приложении к «Санкт-Петербургским ведомостям» печатали целые списки бежавших дворовых людей. Они вооружались дубьем и выходили на улицы, грабя прохожих иногда среди бела дня.
Управа Благочиния (так императрице нравилось называть полицейскую команду) под руководством генерал-обер-полицмейстера Чичерина работала не покладая рук, и все мимо. Здесь уместно сказать несколько слов о полиции того времени. Заместителем обер-полицмейстера в Управе был полицмейстер, он, собственно, и вершил главную работу. Полицмейстеру подчинялись частные приставы – офицеры полиции, они наблюдали за порядком во всех десяти частях города. Каждая часть Санкт-Петербурга делилась на кварталы, во главе каждого стоял квартальный надзиратель. Всего кварталов в столице было сорок два, причем сами обыватели выбирали в помощь властям квартального поручика. Кроме того, в городе имелось двадцать градских сержантов, полицейская команда из десяти поручиков и двести восемьдесят пеших и конных солдат. Вот такая тогда была милиция.
Будущих разбойников Феврония показала Глафире загодя. Первый был совершенно неприметный парень, худой, длиннорукий, серый армяк висел на нем, как на вешалке, а второй, тот самый Мишка Пегий, который участвовал в кабацкой драке, напугал Глафиру лохматостью, дерзким взглядом и косой усмешкой. Мишка фасонил в немецком платье, с Февронией держался запанибрата, а та несколько заискивала перед красивым мастеровым. «Как бы он нас всех не продал с потрохами, – подумала Глафира с опаской, – и еще неизвестно, кто здесь кем руководит: Феврония мастеровым или он ей».
Но раздумывать было некогда. Решили, так решили.
11
В назначенное время, а именно в десять вечера, все были на месте. Предполагаемые разбойники притаились в кустах. Глафира явилась загодя и теперь, восседая на Добром, внимательно всматриваясь в окна дома. На втором этаже горели свечи, стало быть, хозяин уже дома.