– Тана, ты не можешь оставить меня, – сказал Эйдан. – Обещай, что не оставишь меня.
Помолчав, она ответила:
– Я пробуду тут как минимум восемьдесят восемь дней. Я же заразилась, если ты не забыл.
Она уже не была в этом уверена, но пусть лучше думает так. А она при первой же возможности покинет его. Поедет домой, спрячется под простынями, пахнущими свежестью и фиалками, и будет спать, пока не забудет последние три дня. Ей хотелось принять душ, такой горячий, чтобы он обжигал кожу. Ей хотелось плакать, пока не кончатся слезы, пока не высохнут на ее щеках.
– Мы можем найти Габриэля, – сказал Эйдан. Он посмеивался над Таной, но не зло – точно так же как Полина, когда та дразнила ее из-за Эйдана. – Уверен, мы сможем найти его, если как следует поищем. Я точно знаю, что ты хотела бы снова его увидеть, даже если ты сама в этом не признаешься.
Тана улыбнулась, радуясь тому, что Эйдан перестал говорить о смерти. Может быть, он выпустит ее из комнаты. Может быть, он отдаст ей метку.
– Хорошо. Давай попробуем его найти.
– Уверен, он тоже хочет тебя видеть.
Эйдан вздохнул, залез в карман, вынул конверт и протянул ей:
– Начнем завтра? Ты ведь теперь доверяешь мне, да?
Тана хотела открыть конверт и проверить, там ли метка, но нельзя было выпускать из поля зрения Эйдана. Она чувствовала тяжесть в конверте, нащупала в нем что-то круглое. Придется довольствоваться этим. Эйдан не сводил с нее глаз, и она сунула конверт в карман куртки.
– Я тебе доверяю, – сказала Тана и вышла в коридор.
Тусклые лучи солнца, проникавшие сквозь закрашенные окна, не слишком обнадеживали. Тана спустилась на пару ступенек и побежала.
Она страшно устала. Устала от адреналина, от вчерашнего снотворного, от страха, который, казалось, проник до костей. Она вышла через парадную дверь и прошла семь кварталов, то и дело сворачивая и меняя направление. И только когда ее дыхание успокоилось, она позволила себе расслабиться.
Потом Тана отыскала дом с заколоченными окнами. При помощи болтореза пробралась внутрь, обыскала все тщательно, насколько хватило сил, и поднялась в комнату на самом верху. Придвинула комод к двери, устроила гнездо из пыльных штор и свернулась в нем, наслаждаясь теплыми лучами солнца, падавшими на лицо. Она надеялась, что солнечный свет сожжет воспоминания о прошлой ночи.
Когда Тана проснулась, уже наступила непроглядная ночь. Она проснулась словно от раската грома, вынырнув из сновидений настолько темных и глубоких, что она не могла вспомнить ничего, кроме грязных рук, тащивших ее в могилу, на дне которой был погребен целый город. Тана вся была в поту, как будто ее била лихорадка.
За окном огни Холодного города мерцали, словно светящиеся медузы в огромном море: свечи в одних окнах, электрические лампы – в других. Гудели генераторы, жужжали ветряные турбины. Одежда Таны затвердела от запекшейся крови. Она разделась и завернулась в пончо, как в халат.
Зуб вампира оцарапал ее ногу два дня назад, незадолго до заката. Значит, сорок восемь часов уже прошло. На нее напали в воскресенье вечером, а сейчас уже вечер вторника. Значит, ее организм победил инфекцию. Если ей не стало хуже, значит, она здорова – вопреки всему.
Ей захотелось кричать и прыгать от радости. Но она просто закружилась по комнате, хотя на ней было только пончо, не думая ни о чем, кроме того, что она останется человеком. Что с ней все будет в порядке. Наконец случилось что-то хорошее, и это ее почти испугало. Но если действовать быстро, то можно оказаться за воротами еще до рассвета.
На верхнем этаже было несколько пустых комнат. В конце коридора Тана обнаружила ванную, и, когда она открыла краны, из них потекла вода. Сначала мутно-желтая, c запахом железа, но Тана дождалась, когда она станет прозрачной. Она приняла ледяной душ – водонагреватель тут, наверное, уже несколько лет не работал – и, найдя старый потрескавшийся кусок мыла, терла и терла кожу, пока не смыла кровь с колен и из-под ногтей. Потом натянула чистое белье, рубашку и джинсы.
Вернувшись в комнату, она взяла куртку и сунула руку в карман.
Конверт был на месте. Дрожащими пальцами она открыла его и достала страницу, вырванную из книги Дилана Томаса. «Мой герой на руке своей оголяет нерв». Поверх стихотворения Эйдан написал красным маркером: «Я не готов остаться без тебя». Тана наклонила конверт, и на ладонь ей выскользнула монетка. Двадцать пять центов.
Вес и форма были правильными, да. Но это не метка.
Наверное, Эйдан написал это, пока она несла тела по улицам. Он уже знал, что скажет, когда она вернется. Он все время знал, что собирается ее обмануть. Тана ударила кулаком в стену. Не обращая внимания на рассеченные костяшки пальцев, она била по стене, пока не испачкала ее кровью.
«Больше никогда!» – пообещала она себе. – «Что бы ни случилось, больше никто не будет меня использовать. Больше никаких ошибок!»
Руфус, открывший дверь, выглядел серьезнее, чем в прошлый раз. Увидев Тану, он удивленно заморгал. Вместо роскошного наряда на нем были обычные джинсы и футболка; его глаза покраснели.
– Эйдан и Полночь ушли примерно час назад, – сказал он, опираясь о косяк. – Унесли тело Зимы.
За спиной у него раздался сонный голос Кристобель, она спрашивала, кто пришел. Руфус не ответил, но в его голосе, когда он, приподняв одну бровь, продолжил говорить, слышалось раздражение.
– Я думаю, мы им больше не нужны. Зара умерла, и все это было зря. Полночь надела свой лучший, самый изодранный наряд. Она намерена познакомиться с Люсьеном Моро.
Тана опять ударила рукой в стену.
– Черт! – звезды над головой мигали, как будто смеялись над ее глупостью. – Что ж, видимо, я иду туда же.
– В таком виде тебя к Люсьену не пустят, – Руфус как будто извинялся. – Если ты не вампир, твой единственный шанс – одеться как можно соблазнительнее, как маленькая свежая свиная отбивная, и стоять вместе с остальными людьми, надеясь, что ты понравишься и тебя выберут. Разумеется, если ты не знаешь кого-нибудь, кто мог бы внести тебя в список.
Тана не знала никого, кто мог бы помочь ей попасть на вампирскую вечеринку. Но она знала человека, который может быть в списке. Человека, который должен был видеться со своей девушкой-вампиром, не пробираясь к ней по крышам.
Тана шла по улицам, глядя вверх в надежде заметить белого ворона Джеймсона или любой другой признак его присутствия. Шанс, что ей улыбнется удача и она его встретит, был невелик, но других способов его найти она не знала, так что решила посетить все места, куда он ее водил – зайти туда, где они завтракали, и спросить у Валентины в «Странных и потерянных вещах», не приводил ли Джеймсон очередных беспризорников.
Тана купила кофе в «Чашке Депрессо», где перемолотые зерна смешивались с кипящей водой в огромных медных котлах, и хозяину приходилось вставать на табуретку, чтобы налить посетителю кружку. За дополнительные пятьдесят центов можно было получить немного свежего молока от сонной козы, которая жевала клевер на лужайке рядом с прилавком, уставленным ярко-зелеными бутылками с надписью «Лауданум» [11] .