Book.

— Может, зельем приворотным его опоили? А-а-а-а!!!!

— Может, разлучница какая завелась, приворожила милого? У-у-у-у!!!

Только вдруг Елена Прекрасная слезы лить бросила, глаза распахнула и говорит:

— Мам, я знаю, как нашей беде помочь! Надо к Василисе Премудрой бежать! Она на то и Премудрая, чтобы все знать! Она нам сейчас про всех разлучниц в лучшем виде обскажет и совет даст. Давай надевай душегрею да платок, и пойдем — я знаю, где ее терем!

Василиса Премудрая девушек наших ласково встретила, за стол усадила, чаю с медом предложила. Ну, за чаем и рассказали наши красавицы, что да почему. Вернее, про «что» рассказали, а про «почему» — так они и сами не знали, за тем и шли.

— Если чай попили, так капните немного меда в блюдца и ложечкой размажьте, — говорит им Василиса. — А я слова волшебные скажу: «В блюдце меда положу и на блюдце погляжу, кто с мужьями ссорит нас, нарисуйся сей же час!» А теперь смотрите — кому там как медом намазано?

Посмотрели наши красавицы — и ахнули: в обоих блюдечках нарисовалась лучшая подружка, Обида Перетеровна, собственной персоной! Сидит, скалится, обиды вручную перетирает, на кофемолке!

— А вот и ваша разлучница, — кивнула Василиса Премудрая. — Знакомое лицо?

— Дык знакомое… Но это ж Обидушка! Она хорошая! Она верная, за нас всегда горой! Мы для нее всегда правые! Обидчикам спуску не дает! — наперебой стали восхвалять подружку боярыни.

— То-то и оно, что спуску не дает, — согласилась Василиса. — А кому ж приятно, когда ему спуску не дают? Это что ж за жизнь получается — ни продыха, ни послабления? Вот и будете вы в своей неугасимой правоте по холодному терему слоняться… Этого хотите?

— Нет, нет, не хотим! — замотали головами Марья с Еленушкой. — Мы хотим, чтоб мы всегда правые, а мужья все равно при нас.

— Тогда вы свою правоту напогляд-то не выставляйте всякий раз, — посоветовала Василиса. — Когда и промолчать не грех, и поступиться своей правотой. Жизнь, она мудрее — она все по местам расставит. Надо только терпение иметь и мудрость женскую.

— А гордость как же? — спохватилась Елена.

— Гордость не в том, чтобы поломать, а в том, чтобы взрастить, — говорит им Василиса. — Пусть муж головой будет, а вы уж шеей. Вот и крутите куда хотите, только роль свою не выпячивайте. Тогда и голове хорошо, и шея довольна. А то зачем шея нужна, если голова сбежала?

— Ой, мудро говоришь, Василисушка! — восхитилась Марья-Искусница. — А только при чем тут подруга наша верная, Обида Перетеровна?

— Так обижаться — это значит выше кого-то становиться. Он, мол, не прав, а я вся правая, — объяснила Василиса. — Пригрели вы Обиду, прикормили… Смотрю, расплодились у вас обиды и мешают вам жить, мед-пиво пить… Вы уж выбирайте: или мужей в дом, или Обиду. Она мужчин не любит, завсегда их выживает! Она вообще никого не любит — только себя правой считает. Вот так!

— Ладно, Обиду мы из теремов прогоним, двери ей закроем, — пообещали Марья с Еленой. — А вот как нам богатырей наших домой вернуть? Научи, Василисушка!

— Перво-наперво вымойте дом заговоренной водою. Вот вам наговор: «Обида злая, растворись, в дом согласье — притянись!» Соли в водичку не пожалейте, она все смывает-растворяет. Да по углам пройдитесь, там обиды любят залеживаться!

— Сделаем, Василисушка, сделаем! Прямо сегодня все и вымоем!

— Второе дело — сделайте обидам отворот!

— Это как же, матушка?

— Да возьмите тазик какой с водой, либо бадейку, и проговорите воде все свои обиды. А потом пойдите да выплесните их от ворот! Ворота-то поблизости имеются?

— Найдем ворота, Василиса, выплеснем обиды!

— А третье дело — это простите от души своим богатырям все, что они не так сделали, и все, что еще впредь сделать могут. Поясной поклон им отвесьте, от сердца! Позовите их назад — и протянется между вами невидимая нить. Нить Понимания называется.

— А кому ж поклоны отвешивать, если их и искать-то неизвестно где?

— Ну так вы ж их помните, не забыли еще? Вот и кланяйтесь, как будто они перед вами стоят! А потом руки так раскройте и позовите: «Возвращайся, муж мой милый, я обиды отпустила, возвращайся в теплый дом, снова мирно заживем!» Каждый день так делайте, утром и вечером! Богатырей-то ваших так домой потянет, что сами прибегут!

— А когда прибегут, что ж, так им и слова не сказать? Что, мол, неправильно поступили, сбежамши?

— Слово-то сказать можно… Только не такое! А скажите лучше, как скучали без них, как ждали, да на грудь упадите. Богатырь, он ведь снаружи воинственный, а внутри нежный, как ребенок малый! На то ж мы и женщины, чтобы богатырей взращивать.

— Это что ж, Василиса, выходит, женщина сильнее богатыря?

— А и то верно! У них своя сила, а у нас своя.

— Ох, спасибо, Премудрая ты наша! Пойдем мы — дел теперь у нас невпроворот, а то наобижались — спасу нет!

Побежали Марья с Еленой по теремам, мыть-убираться, обиды растворять, мужей прощать. Делали все по-Василисиному, от души да от чистого сердца.

Где-то вдалеке Марьин муж так вдруг заскучал по ее пирогам, по рубашкам выглаженным да по светлому терему, что бросил он меч посередь боя, сказал Горынычу, что после додерется, и рванул домой, только пыль за ним клубами.

Еще дальше, на пристани морской, Еленин богатырь уж совсем было хотел на корабль сесть, да передумал — схватил котомку, и назад, к Елене. Понял он, что такой красы ненаглядной ему ни в каком зарубежье не сыскать.

А дома их жены встретили радостно, без упреков, с блинами-пирогами да горячими ласками. Тут богатырям уж и совсем хорошо стало!

А Обида Перетеровна потыкалась в закрытые двери, поскреблась в окошки, видит — тут ее не ждут, внутрь не пускают. Ну и пошла она по свету — других простачков искать. Только вы, раз сказку слышали — так теперь будьте начеку, дружбу с ней не заводите и в дом ее не пускайте. Нечего обиды перетирать, лучше жить да друг другу радоваться!

А кто слушал — молодец, помиритесь, наконец!

— Что поняла? — спросило Перышко, закончив сказку.

— Да много чего, — призналась Лика.

♦ Обида очень прилипчивая, ей как медом намазано.

♦ Обида нашептывает, что ты всегда прав, а виноват — другой.

♦ Обида и Гордость рука об руку ходят.

♦ Кто часто обижается — камень за пазухой носит.

♦ От Обиды дом пустеет, мужья сбегают.

♦ Гордость не в том, чтобы поломать, а в том, чтобы взрастить.