– Слушай, а где Эрик? Он не долетел? – спросила Эддисон, оглядывая квартиру, будто он был здесь, но она не заметила его.
– Помнишь соревнование в «Бутылке и стакане»?
– Десять пинт?
Я рассказала, что Эрик захотел участвовать, а я проголодалась, устала ждать его и ушла.
– Значит, мы обе одиноки в эту ночь.
– Я переживу, – сказала я. – Это тебя обманули. Что ты собираешься делать?
Прежде чем Эддисон ответила, в дверь снова позвонили.
– Это Эрик, – сказала я. – Готовься, он напился вдрызг.
– Лили, лучше я уйду. Совсем забыла, что он приезжает сегодня. – Эддисон встала и взяла сумку с кухонного столика.
– Ничего подобного. Оставайся.
Я поднялась по лестнице, готовясь увидеть пьяного Эрика, но за дверью оказался не Эрик, а Нолан с покрасневшими от слез глазами.
– А, двоеженец, – сказала я; он смутился.
– Она здесь? – Нолан был высокий и худощавый, с ярко-красными ушами. Его коротко стриженые волосы были почти что белыми, на шее висела цепочка.
– Она здесь, – ответила я, – но это не значит, что она хочет видеть тебя. Жди, пойду спрошу.
Я оставила Нолана на крыльце и спустилась вниз. Эддисон наливала себе вино.
– Угадай, кто пришел?
– Кто? – спросила она удивленно.
– Нолан. Он наверху. Хочешь, я прогоню его?
Она глубоко вздохнула – словно трагическая актриса.
– Нет, я поговорю с ним.
Она продолжала сидеть за столом, ожидая, что я позову его. Я снова поднялась по лестнице – казалось, уже в двадцатый раз за тот вечер, не меньше – но когда дошла до двери, то услышала громкие мужские голоса. Один из них принадлежал Эрику; он вернулся из паба.
– Вижу, вы познакомились, – сказала я, открывая дверь. Эрик положил руку на плечо Нолана и рассказывал ему про соревнование в пабе. Эрик взглянул на меня, улыбнувшись своей неотразимой улыбкой, и я поняла, что он выиграл. – Ты победил, да? – добавила я.
– С трудом, – ответил он. – Оказалось сложнее, чем я думал.
– Спускайтесь оба вниз. Эрик, оставь Нолана и Эддисон в покое, им нужно поговорить.
Мы втроем зашагали по гремящей лестнице. Эддисон стояла на пороге квартиры с решительным лицом.
– Эд, – произнес Нолан хриплым голосом.
Эрик представился – на удивление внятно для человека, который выпил столько пива. Это одно из его неизменных качеств – вежливость и доброжелательность независимо от обстоятельств. В целях личной выгоды, конечно же.
Мы с Эриком зашли внутрь, а Нолан и Эддисон остались за дверью на нашем мрачном лестничном пролете, который освещала только тусклая лампочка, висевшая на голом проводе. Я рассказала Эрику, что происходит, стараясь прочитать на его лице хоть какую-то реакцию на то, что Нолан, как и он, встречается с двумя девушками одновременно.
– Думаешь, помирятся? – спросил он и добавил, прежде чем я успела ответить: – Мне нужно что-то съесть.
Я уже собиралась сказать ему, что индийская еда в холодильнике, и я могу разогреть ее, и что не стоит есть курицу, потому что там могут быть орехи, как Эддисон распахнула дверь.
– Не волнуйтесь. Мы оставим вас одних. Пойдем выпьем чего-нибудь.
Нолан стоял за ее спиной, и, судя по следам губной помады на его губах, они целовались в коридоре. Не знаю, что он сказал, но это сработало. Эддисон схватила куртку и сумку, и они исчезли в прохладных сырых сумерках. Внезапно я поняла, что мой план снова в действии. Меня охватила тревога, но то, что произошло между Ноланом и Эддисон, придало мне решимости. Такие типы, как Нолан и Эрик, слишком часто разбивают женские сердца, и это сходит им с рук.
– Слушай, Эрик, – начала я, – я ужасно устала. Сама выпила лишнего, да еще Эддисон меня расстроила. Пойду спать. Еда в холодильнике, если хочешь. Я купила тебе курицу-корма.
– Святая ты моя! – сказал он и мокрыми губами поцеловал меня в уголок рта. Я зашла в спальню, чуть прикрыла дверь, сняла джинсы и свитер, натянула шерстяную пижаму, которая согревала меня в нашей холодной квартире. Я слышала, как Эрик гремит посудой на кухне; громко загудела старая микроволновка. Донесся запах курицы – специй и кокосового молока. Я сидела на краю кровати. Я была абсолютно спокойна, но в голове лихорадочно сменялись образы. Я вспомнила Чета на лугу, на закате, как он шел за мной, не догадываясь, что скоро умрет. Я вспомнила Эрика, как он вышел из офиса, закурил сигарету, встретился с Фейт. Я вспомнила Эрика в ту ночь, когда мы впервые занимались любовью, его темные карие глаза – так близко к моим.
Микроволновка умолкла, Эрик открыл дверцу, затем захлопнул ее, и все замерло в тишине. Я представила, как он жадно ест, наверное, даже стоя.
Минуту спустя дверь спальни распахнулась. Эрик стоял на пороге, с контейнером в руке, его лицо уже покраснело. Глаза опухли.
– Тут орехи, – сказал он, указывая на контейнер с едой. Он говорил словно с набитым ртом.
– Уверен? Где лекарство? – спросила я.
– В сумке, – он махнул рукой.
Я подняла сумку с пола и положила в ногах кровати. Эрик положил контейнер на комод и быстро направился к сумке, оттолкнув меня. Он заглянул в карман на молнии, где оставил шприцы, затем оглянулся на меня, в глазах читалась паника, лицо покраснело еще больше. Одной рукой он схватился за горло.
– Ты забыл их? – спросила я, изображая панику.
– Нет, – произнес он, но я еле расслышала. Слова звучали так, словно шли с далекого расстояния, – крик человека, запертого глубоко под землей, в тесной сырой пещере.
Эрик вывалил содержимое сумки на кровать и стал искать. Затем сел, выпрямившись, вытянул губы, стараясь вдохнуть воздух. Я тоже стала копаться в вещах, но он схватил меня за руку, показывая, что надо позвонить.
– Позвать на помощь? – спросила я.
Он кивнул. Шея вздулась и покраснела, как массы суши на топографической карте. Но лицо побледнело до синевы. Я побежала в соседнюю комнату, взяла телефон и с минуту стояла, прислушиваясь к тому, что происходит в спальне. Я услышала, как открылась молния, затем – глухой стук. Я тихо положила телефон на место, медленно досчитала до десяти, подошла к двери и заглянула в спальню. Эрик лежал, рука все еще была на шее, но уже не сжимала ее. Она лежала неподвижно. Я долго смотрела на него, пока не убедилась, что он не дышит, затем подошла и приложила два пальца к его шее. Пульса не было. Я вернулась к телефону и набрала 911, сообщила свое имя и адрес, сказала женщине с радостным голосом, что у моего парня анафилактический шок.
После звонка пришлось действовать быстро. Я достала несколько целых кешью из бумажного полотенца, которое спрятала в холодильнике, положила немного в курицу, которая оставалась на тарелке Эрика (до сих пор теплая) и немного в контейнер. Затем смыла бумажное полотенце в туалете и помыла руки. Эрик не шелохнулся. Я вытащила из-под матраса пластиковый пакет с двумя неиспользованными шприцами. Вещи Эрика валялись по всей комнате. Парой носков я стерла свои отпечатки с пакета и засунула и то и другое в его кроссовку. Мне показалось, в таком месте вполне можно хранить лекарства. Конечно, Эрик никогда бы так не поступил, но теперь он уже никому не расскажет. А еще он не расскажет, как я убедила его, что в курице нет орехов. Я скажу, что он был пьян и решил все-таки съесть эту курицу, а я была в спальне, и мы не смогли найти шприцы. Я задумалась, нужно ли добавить еще что-то к декорациям. Может, надавить на грудь Эрика несколько раз, будто я пыталась сделать искусственное дыхание. Интересно, следователь заметит это? Я уже собиралась приступить, как в дверь позвонили.