Желаю тебе, дорогая Э., удачной поездки, здоровья и радости. Насколько можно судить сейчас, у тебя есть хорошие шансы, что это пожелание сбудется.
Искренне твоя,
Ш. Бронте.
Читатель помнит, что Энн Бронте была погребена на кладбище старой церкви в Скарборо. Шарлотта оставила распоряжения относительно того, как должна выглядеть надгробная плита на могиле, однако много раз в своем зимнем одиночестве с печалью возвращалась мыслями к тем местам, где совершилось горестное событие; она волновалась о том, исполнено ли все надлежащее для увековечивания памяти умершей. В конце концов мисс Бронте решила съездить и убедиться в том, что камень и надпись на нем находятся в должном состоянии.
Клифф-хаус, Файли, 6 июня 1852 года
Дорогая Э.,
я в Файли совершенно одна. Не сердись, я сделала правильно. Этот поступок был обдуман, и я решилась на него сознательно. Я нуждалась в перемене климата, и есть причины, по которым мне не следует отправляться на юг, поэтому я и приехала сюда. В пятницу я отправилась в Скарборо, посетила кладбище и осмотрела плиту. Ее следует повторно отшлифовать и сделать новую надпись: в этой я нашла пять ошибок. Я уже отдала необходимые распоряжения. Значит, этот долг исполнен. Он длительное время лежал грузом у меня на сердце, и я чувствовала, что такое странствие я могу совершить только в одиночестве.
Я живу в нашем прежнем доме у миссис Смит, но не в прежних комнатах, а в более дешевых. Хозяева дома, похоже, рады меня видеть, они прекрасно помнят нас с тобой и, кажется, симпатизируют нам. Их дочка, которая прислуживала нам, недавно вышла замуж. Файли сильно изменился: здесь построили новые пансионы, и некоторые из них смотрятся очень мило. Море все так же величественно. Я много гуляла по пляжу и старалась не чувствовать себя одинокой и подавленной. Как мне хочется тебя увидеть! Я искупалась один раз, и это, видимо, пошло мне на пользу. Приезжих здесь пока почти нет. Леди Венлок живет в большом доме, обитателей которого ты так неусыпно наблюдала. Однажды я вышла из дому с намерением дойти пешком до Файли-Бридж, но по пути испугалась двух коров. Хочу попробовать снова как-нибудь утром. Папу я оставила в добром здравии. Меня, когда я ехала сюда, сильно мучили головная боль и колотье в боку, но это, вероятно, происходило из-за холодного ветра: холодная погода держалась до самого последнего времени, а теперь мне гораздо лучше. Куда посылать тебе письма? Жду от тебя вестей, пиши мне все, что думаешь.
Преданная тебе,
Ш. Бронте.
Файли, 16 июня 1852 года
Дорогая Э.,
не беспокойся обо мне. Мне действительно стало лучше от пребывания в Файли. Я получила от этого гораздо больше пользы, чем смела надеяться. Думаю, что, если бы я провела здесь еще пару месяцев и насладилась как общением, так и прекрасным воздухом, мое здоровье совсем поправилось бы. Этого не произойдет, но я благодарна и за то, что получила. Пробуду тут еще неделю.
Возвращаю письмо ***. Мне жаль ее: она, очевидно, страдает, но при этом мне совсем не нравится ее манера высказываться. <…> Скорбь, равно как и радость, выражается по-разному у разных людей, и я не сомневаюсь, что она совершенно искренна, когда пишет о своем «драгоценном, святом отце», однако я предпочла бы более простой язык.
Вскоре после возвращения из Файли Шарлотту встревожил очень серьезный и острый приступ, который приключился с мистером Бронте. В течение нескольких дней сохранялась опасность, что он полностью потеряет зрение, и эта угроза совсем подавила его. Его дочь писала:
Он находится в прострации, которая сопровождает рецидив и с которой чрезвычайно трудно бороться. Дорогая Э., спасибо за то, что предлагаешь нам свое общество; однако, пожалуйста, оставайся там, где ты есть. Будь совершенно уверена, что при нынешних условиях я нисколько не чувствую недостатка в общении или занятиях; все мое время заполнено, и мысли устремлены в одну сторону. <…> Я не способна позволить себе замечания по содержанию твоего последнего письма. Насколько я могу судить, ты принимаешь эти испытания мужественно и мудро. Могу только молиться, чтобы такое сочетание силы и смирения не покинуло тебя. Покорность, смелость, сила воли, там где они применимы, – вот оружие, с которым мы должны сражаться в долгой битве жизни.
По-видимому, как раз в это время, когда мисс Бронте была полностью занята заботами об отце, она получила письмо от своих издателей, которые спрашивали, продвигается ли работа над новым произведением. Это можно понять по следующему посланию к мистеру Уильямсу, где содержатся упоминания о предложениях, сделанных господами Смитом и Элдером.
Мистеру У. С. Уильямсу, эсквайру
28 июля 1852 года
Мой дорогой сэр,
думаете ли Вы в ближайшее время печатать новое издание «Шерли»? Не лучше ли отложить его на некоторое время? В ответ на Ваше последнее письмо позвольте мне выразить следующее желание – и я надеюсь, Вы после этого не решите, что я выхожу за пределы дозволенного автору и вторгаюсь в деловую сферу. Желание мое следующее: чтобы в печати не появлялось объявлений о выходе нового произведения автора «Джейн Эйр» до тех пор, пока рукопись этого романа не будет на самом деле в руках издателя. Наверное, никто из нас не может ничего сказать точно и определенно, когда дело касается будущего, однако есть люди, которые особенно осторожно относятся к подобным расчетам. Я причисляю себя к их числу и не принимаю при этом извиняющегося тона. Тот поступает правильно, кто делает все возможное.
Прошлой осенью моя работа подвигалась вперед достаточно быстро, и я осмеливалась предполагать, что уже весной смогу отдать роман в печать. Однако мое здоровье испортилось. Я провела такую зиму, которую человек, раз испытав, уже не забудет. Весна оказалась немногим лучше, ее можно назвать продлением испытания. Теплая погода и поездка на море помогли улучшить мое самочувствие, но я пока что не восстановила до конца ни бодрости, ни творческих сил. И даже если бы это случилось, то не принесло бы пользы: все мое время и мысли сейчас заняты заботами об отце, чье здоровье находится в весьма плачевном состоянии: жара вызывает у него приливы крови к голове.
Остаюсь искренне Ваша,
Ш. Бронте.
В конце августа здоровье мистера Бронте пошло на поправку, и он был полон желания вернуться к своим пасторским обязанностям раньше, чем заботливая дочь могла ему позволить. 14 сентября скончался «великий герцог» Веллингтон. Он был, как мы знаем, героем Шарлотты с самого детства, но в ее письмах того времени я не встретила упоминаний о нем, за исключением следующего фрагмента в письме к подруге:
Надеюсь и верю, что изменения, происшедшие этим летом, пойдут тебе на пользу, невзирая на боль, с которой они часто были смешаны. Но в то же время я рада, что ты скоро приедешь домой, и я просто не в состоянии выразить, настолько мне хочется, чтобы побыстрее пришло время, когда я смогу беспрепятственно принять тебя в Хауорте. Но увы! Я не в силах ускорить это. Я чувствую себя измотанной и ни к чему не способной, временами у меня совсем нет сил. Однако не будем сейчас останавливаться на этой теме, она слишком волнует меня и причиняет боль. Пока эта работа не будет закончена, мне чужды все привычные удовольствия. Но я часто сижу без сна по ночам и думаю о тебе, хочу тебя видеть. Большое спасибо за присылку «Таймс». То, что там сказано о великом и скорбном событии, сказано прекрасно. Кажется, весь народ в едином порыве воздает должное великому человеку. Там есть также рецензия на одну американскую книгу, которая меня порадовала. Прочти «Хижину дяди Тома»359, хотя, впрочем, ты, наверное, ее уже читала.