Полковник Генри Эсмонд только что прибыл. Вид у него в наряде времен королевы Анны весьма старомодный и изысканный. Парик, шпага, кружева и гофрированные манжеты превосходно иллюстрируют тот тип, который изображался в «Спектейторе».
Отдельные фразы в конце этого письма могут быть объяснены словами самой Шарлотты. Она рассказывала мне, как мистер Бронте желал, чтобы новый роман кончался хорошо, поскольку ему не нравились произведения, которые производят угнетающее впечатление, и просил дочь, чтобы ее герой и героиня (подобно сказочным персонажам) «женились и жили долго и счастливо». Однако идея, что мсье Поль Эманюэль погиб в море, буквально подчинила себе воображение автора, и Шарлотта не могла изменить вымышленный финал: она воспринимала его уже как нечто реально происшедшее. Все, что ей оставалось сделать, стараясь удовлетворить просьбу отца, – это затушевать судьбу героя с помощью загадочных слов и позволить герою и читателю самим истолковать их значение.
Мистеру У. С. Уильямсу, эсквайру
6 ноября 1852 года
Мой дорогой сэр,
мне не следует откладывать свой ответ, чтобы поблагодарить Вас за любезное письмо, содержащее откровенные и умные суждения о «Городке». Со многими положениями Вашей строгой критики я должна согласиться. В третьем томе, возможно, многие из недочетов будут устранены, другие же останутся. Я не думаю, что читательский интерес достигнет где-либо той степени накала, которой Вам желателен. Кульминация здесь не придет ранее чем в самом финале, и даже там я сомневаюсь, посчитают ли читатели романов, что «эмоции нагромождены в достаточно высокую кучу» (как говорят американцы) и что краски нанесены на полотно с подобающей смелостью. Боюсь, им придется удовлетвориться тем, что есть. Моя палитра не содержит более ярких оттенков; когда я пытаюсь углубить красные тона или придать блеска желтым, то порчу всю работу.
Если я не ошибаюсь, главное чувство, которое разлито по всей книге, – это терпение и покорность. Что касается героини, то мне трудно объяснить, какие соображения заставили меня дать ей фамилию, которая ассоциируется с холодом. Тем не менее я назвала ее Люси Сноуи, а потом заменила на Фрост362. Впоследствии я пожалела об этой замене и захотела вернуть Сноуи. Если еще не поздно это сделать, мне хотелось бы, чтобы такое исправление было сделано по всей рукописи. Она должна была иметь холодное имя. Причиной тому отчасти служит принцип lucus a non lucendo363, а отчасти то, что в ней есть некая внешняя холодность.
По Вашему мнению, до тех пор, пока ее история не рассказана полностью, она производит впечатление нездоровой и слабой. Я готова признать, что она по временам и нездорова, и слаба; в ее характере нет претензий на безусловную силу, и всякая женщина, жившая так, как жила она, с необходимостью стала бы болезненной. К примеру, вовсе не здоровое чувство толкает ее в исповедальню: причиной служит полубредовое состояние, вызванное болезнью и одиноким переживанием горя. Если роман не слишком ясно выражает все это, то, значит, в нем есть серьезный недочет. Я могла бы объяснить и некоторые другие моменты в книге, но это все равно что художник подписал бы под своими рисунками названия предметов, которые он хотел изобразить. Мы знаем цену карандашам, призывающим себе в союзники перья.
Благодарю Вас еще раз за ясность и полноту, с которой Вы откликнулись на мою просьбу поделиться своими впечатлениями. Остаюсь, мой дорогой сэр, искренне Ваша,
Ш. Бронте.
P. S. Надеюсь, что рукопись не увидит никто, кроме мистера Смита и Вас.
10 ноября 1852 года
Мой дорогой сэр,
мне только хотелось, чтобы публикация «Шерли» была отложена до тех пор, когда «Городок» будет почти готов; поэтому теперь с моей стороны нет возражений против того, чтобы книга вышла в свет тогда, когда Вы сочтете нужным. Относительно отдачи рукописи в типографию я могу только сказать, что если у меня будет возможность работать над третьим томом с моей обычной быстротой и если препятствия не превысят их обычного количества, то я могу надеяться закончить роман примерно через три недели. Оставляю за Вами решение вопроса: будет ли лучше отложить печатание на этот срок или начать его незамедлительно? Для меня было бы, конечно, более желательно, чтобы Вы увидели третий том прежде, чем отдать в типографию первый и второй. Однако если задержка принесет вред, то это вовсе не обязательно. Я прочла третий том «Эсмонда», и он показался мне и забавным, и захватывающим. Пожалуй, по силе и энергии он превосходит два первых: блеск и динамичность, которых там иногда не хватало, здесь присутствуют повсеместно. В отдельных пассажах Теккерей разворачивается в полную силу, и их величественность и серьезность производят сильнейшее впечатление. Временами я не могла удержаться от восклицания: «Наконец-то он показал свою мощь!» Из всех персонажей романа никто не показался мне столь совершенным, как Беатриса. Она оригинально задумана и живо исполнена. В ней есть нечто особенное, от нее исходит ощущение новизны – по крайней мере для меня. Беатриса вовсе не дурна сама по себе. Иногда она открывает для себя добро и величие, и это заставляет думать, что она всего лишь игрушка в руках судьбы. Начинает казаться, что некий древний рок преследует ее дом и что лучшее украшение рода, явившееся за много поколений, обречено на бесчестье. По временам доброе начало в ней вступает в борьбу с этой ужасной предопределенностью, но Судьба побеждает. Беатриса не может быть честной женщиной и хорошей женой. Она «пытается, но не может». Гордая, красивая и запятнанная, она родилась стать той, кем стала, – королевской любовницей. Не знаю, видели ли вы заметку в «Лидере»; я ознакомилась с ней сразу после того, как закончила читать книгу. Права ли я, считая эту рецензию робкой, холодной и пустой? При всей заявленной доброжелательности, она произвела на меня обескураживающее впечатление. Разумеется, «Эсмонда» еще ждут совсем другие суждения рецензентов. А чего стоит острое замечание критика о том, что Бланш Амори364 и Беатриса неотличимы, что они срисованы с одного и того же оригинала! По мне, они столь же неотличимы, как ласка и бенгальская тигрица. Оба животные – четвероногие, а Бланш и Беатриса – женщины. Однако мне не следует занимать Ваше и свое время дальнейшими замечаниями.
Остаюсь искренне Ваша,
Ш. Бронте.
Чуть позже в том же месяце, в субботу, мисс Бронте закончила «Городок» и отослала его издателям.
Сделав это, я помолилась Господу. Хорошо или плохо то, что у меня получилось, я не знаю. Если Богу угодно, я буду спокойно дожидаться выхода книги. Думаю, что роман не сочтут ни претенциозным, ни возбуждающим враждебность.
После того как труд был окончен, Шарлотта позволила себе некоторые перемены в укладе жизни. Несколько подруг давно желали видеть ее у себя в гостях: мисс Мартино, миссис Смит и ее дорогая верная Э. В письме к последней, содержавшем известие о завершении «Городка», мисс Бронте предложила провести вместе неделю. В то же время она начала подумывать о том, что хорошо было бы принять любезное приглашение миссис Смит, поскольку у нее будет удобнее исправлять корректуры.
Следующее письмо я привожу не только по той причине, что оно показывает критическое отношение мисс Бронте к «Городку», но и потому, что по нему видно, до какой степени она была склонна преувеличивать значение пустяков, как и всякий человек, который ведет самодостаточную и уединенную жизнь. Мистер Смит не смог написать ей с той же почтой, с которой были присланы деньги за «Городок», и мисс Бронте получила эту сумму без единой строчки сопровождающего письма. Подруга, у которой она в это время гостила, рассказывает, что Шарлотта немедленно вообразила, будто роман разочаровал издателя или она чем-то его обидела365. И если бы на следующий день, в воскресенье, не пришло письмо от мистера Смита, то мисс Бронте непременно устремилась бы в Лондон.