– Говори толком! Прошу тебя!
– Короче, Лидка бросила Анютку и сбежала с каким-то парнем. Дочь своей матери! Черт знает что! Мама в истерике.
– Надо возвращаться, хотя я уверена, это чепуха! Не тот Лида человек…
– Мне казалось, что ее мать…
– Это здесь ни при чем! Но ехать надо!
– Ну вот… Все и кончилось.
– Нет, Ванечка, ничего не кончилось, все еще только начинается. Но… Хорошенького понемножку. Пойдем, соберем вещи и попробуем уехать сегодня же.
Я достала айфон и выяснила, что есть билеты на поезд, отходящий через три с половиной часа.
В предотъездной спешке я плохо соображала, но когда наконец поезд тронулся, я вдруг подумала: если Лида и вправду сбежала, бросив дочку, то мы могли бы взять ее к себе. Надежде Мартыновне трудно будет одной с такой малышкой.
– Вот интересно, Лидка с работы тоже уволилась? – проговорил Иван.
– Не думаю. В наше время терять такую хорошую работу попросту глупо.
– Ну, если она совсем сбрендила… Дочку кинула…
– Вань, я вот подумала, давай возьмем Анютку к себе, а?
– Ты полагаешь, что все так серьезно?
– Не знаю. Мне кажется, это просто загул. Девушка влюбилась, а главное, почувствовала себя любимой. А уж если парень ласковый оказался… Ей этого явно не хватало.
– Чего ей не хватало?
– Ласки. Девочки очень в этом нуждаются. И мальчики, кстати, тоже.
– Да, мальчики тоже…
– Ваня, ты сейчас не о том думаешь.
– Права. Явно не о том…
Мы замолчали. И вдруг я совершенно отчетливо поняла: Надежда Мартыновна во всем обвинит меня. Я для нее первопричина этой беды. Я хотела уже поделиться этим соображением с мужем. Но вовремя прикусила язык. Не надо, чтобы такая мысль закралась ему в голову.
– Знаешь, девчуха моя, пусть мы даже не дожили свой срок в Питере, но я могу с уверенностью сказать – я никогда в жизни не был так счастлив. Никогда.
– Я тоже. Несмотря ни на что. Ванечка, давай поспим, боюсь, нам предстоит тяжелая ночь.
Я положила голову ему на плечо, он меня обнял, и вскоре я уснула.
– Просыпайся, девчуха, Москва!
Мы вышли на перрон. Было промозгло и зябко.
– Я отвезу тебя к маме?
– Нет! Я еду с тобой!
– А стоит?
– Это не обсуждается, мой генерал!
Я ужаснулась, увидев Надежду Мартыновну. Она постарела, осунулась, глаза красные, руки трясутся.
– Ванечка! – кинулась она к сыну. – Ванечка, что ж это такое делается?
Меня она не замечала.
– Мамочка, успокойся! Никуда Лидка не денется, погуляет и вернется. Она же хорошая девочка…
– Не вернется она! Как ее шалава-мать не вернулась…
– Мама, а где Анечка?
– Где ей быть? Спит уже. Не понимает, бедная, что совсем сиротой осталась.
– Мама, она что… позвонила, написала, что-то объяснила?
– Позвонила, потаскуха! Бабуля, говорит, прости, ко мне пришла любовь, я ее так долго ждала… И я уезжаю в Казань.
– В Казань? Он что, из Казани?
– Да откуда я знаю… Но она так сказала. С работы, говорит, увольняюсь и уезжаю с ним в Казань. Люблю-умираю. Когда устроюсь в Казани, Анютку заберу. Заберет она, как же… Еще хуже своей матери, сучка, оказалась. Та хоть ее на отца, молодого парня с нестарой матерью, бросила. А тут на совсем старую бабку! У меня уж сил нет с ней справляться! С Анькой-то… Она ж вертлявая, как не знаю кто, а возраст самый дурной… Нет у меня на нее силенок уже… – Надежда Мартыновна горько разрыдалась.
– Надежда Мартыновна, дорогая, не плачьте так. Я уверена, Лида скоро вернется. А Анечку мы с Ваней пока к себе возьмем. Все будет хо…
Я не успела даже договорить слово. Надежда Мартыновна вскочила и буквально с кулаками бросилась на меня. Ваня успел ее перехватить, но она вне себя кричала:
– Убирайся отсюда! Это ты, ты во всем виновата! (Я как в воду глядела!) Ты нарочно все задумала – сама бесплодная, хочешь одним махом все заграбастать – и сына моего…
– Мама! Прекрати!
– Нет уж, я все скажу! Ты, Ваня, умеешь сучек выбирать! Она специально Лидку нашу, дуру стоеросовую, прихорошила, знала, тварь такая, что девчонка с ума спятит, а она, гадина, отца ее и доченьку к рукам приберет! Не бывать такому! Не видать тебе ни сына моего, ни девчонки, как своих ушей! Пошла отсюда вон! Гадина! Гадина! – Она топала ногами и визжала.
Но тут Ваня вдруг стукнул кулаком по столу.
– Молчать! – тихо скомандовал он.
– Вот! Вот до чего дошло! Сын на мать кулаком стучит!
– Лада, накапай ей валерьянки! На кухне в левом шкафчике найдешь!
Я метнулась на кухню. Ничего себе, попала под раздачу.
– Значит, так, мама! Если ты еще раз позволишь себе оскорблять мою жену, мою законную жену, прошу запомнить, ты меня больше не увидишь. Я буду по-прежнему тебя содержать, но…
– Ваня, Ванечка, как ты можешь?
– Могу, мама! Ты меня знаешь, я могу!
Она тихо всхлипывала.
Я поднесла ей валерьянку.
Но при виде меня она опять взвилась. Выхватила у меня из рук рюмку и швырнула на пол.
– Не буду! Ничего из твоих рук не возьму. Ваня, она меня отравить хочет! Ваня, спаси, Бога ради!
– Мама, приди в себя!
– Вызови «скорую»! – шепнула я ему.
– Зачем?
– Они сделают укол, успокоительное!
– Ваня. – Она вдруг бухнулась на колени перед ним. – Ванечка, Бога ради, не отправляй меня в психушку, Ванечка, Христом Богом прошу! Они ж там меня убьют! У этой гадины там небось все схвачено, они меня там насмерть заколют…
– Надежда Мартыновна! – ледяным голосом проговорила я. – Успокойтесь! Я сейчас уйду.
– Ты никуда не уйдешь! – произнес мой муж. – Мама сейчас успокоится…
– Ваня, поверь, я знаю, что говорю. Так вот, я сейчас уйду, вы успокоитесь, и я обещаю вам никогда впредь не переступать порога вашей квартиры.
– Лада! – загремел генерал.
– Ваня, ты останешься с мамой. Она придет в себя, вы разберетесь с вашими семейными проблемами. А завтра… Завтра будет видно!
– Да! Да! Пусть она уходит! Видеть ее не могу, – уже сбавила тон Надежда Мартыновна.
А я вышла в прихожую и надела пальто. Генерал выскочил за мной.
– Ты почему уходишь? Она старый человек, можно понять…
– Я все прекрасно понимаю. Пойми и ты – я сейчас для твоей мамы воплощаю все мировое зло. Зачем ее раздражать? Пусть очухается.