– А эта женщина не работает?
– Нет. Она домашняя хозяйка. Я ей сейчас позвоню. Вот только кофе допью…
– Иван Тимофеевич, попробуйте этот сыр. Аргентинский, ничуть не хуже французского…
– Спасибо, только не зовите меня по имени-отчеству, пожалуйста. Лучше просто Иван…
– Попробую. Нет, я буду вас звать Иванко. Когда-то у моей мамы была подружка, она своего мужа всегда звала Иванко!
– Да хоть горшком! – улыбнулся мой генерал. – Спасибо, все очень вкусно! Разрешите, я пойду позвоню.
– Да-да, идите в комнату.
Он вышел.
– Ладошка, я тебя понимаю! Хорош невероятно. Сумасшедшее обаяние. Чудесные манеры.
Словом…
– Словом, чудо в перьях!
– О да! Но две проблемы уже есть, и это только начало, моя девочка!
– Ты имеешь в виду ревность и свекровь?
– Именно. И где вы будете жить?
– Он снял квартиру.
– А. Это правильно. А как ты думаешь, его дочка вернется?
– Вернется, в ближайшее время.
– А ты пробовала с ней связаться?
– Сколько раз. Глухо.
Тут на кухню вернулся генерал.
– Все отлично. Маруся с радостью согласилась приютить Анютку, практически на любой срок, только с тем, чтобы она пока не ходила в сад. Далеко от них. А я не смогу каждый день возить.
– Вань, только когда будешь сегодня забирать ее из сада, предупреди, что она не совсем уходит, чтобы место сохранили…
– Господи, Ладка, какая ты бываешь рациональная, просто диву даешься. А еще Маруся мне поставила одно условие, – как-то хитро улыбнулся генерал.
– Какое? Меня, что ли, продемонстрировать?
– Евгения Петровна, вам не страшно иметь такую умную дочь?
– Ну, я когда ее рожала, об этом не подозревала, а вот вы женились на ней, вам хуже.
– Да мы с ним оба сдурели, мамочка!
– Ладно, шутки в сторону. Ты поедешь со мной к Устюжаниным?
– Поеду, а куда я денусь? Мне ведь тоже любопытно, какие у тебя друзья.
– Они хорошие люди. Такие, как надо.
– Ладошка, ты прибери со стола, а я пойду одеваться. Студенты ждут.
– Евгения Петровна, я вас отвезу!
– Не стоит, Иванко!
– Стоит, стоит.
– Ну если вы настаиваете!
Мама ушла к себе.
– Какая у тебя чудесная мама!
– Не говори гоп! Мне твоя мама сперва тоже понравилась.
– А теперь… окончательно разонравилась?
– Ну, я не знаю, но впечатление здорово подпорчено, должна тебе признаться. Небось, когда я ушла, ты еще много чего обо мне наслушался?
– О да! Более чем достаточно. Но ты должна иметь в виду, я никогда, слышишь, никогда тебя не сдам! Не знаю, как я умею любить, опыта маловато, но дружить я точно умею. И друзей не сдаю. А ты не только моя женщина, от которой у меня крыша едет, но и мой друг, да?
– Ох, Ванечка, Иванко мой, да ты же, ты же… настоящий индеец! И я люблю тебя, и я твой друг… Черт, а не скрепить ли нам нашу дружбу кровью, как Том Сойер?
– А кто из нас будет Гекльберри?
– Конечно, я!
– Нет, там самый выдумщик был Том Сойер! Так что Геком буду я!
– А ты песню про индейцев не знаешь!
– А ты спой!
– О, я та еще певица!
– Меня твои вокальные данные не волнуют.
– Ладно, один куплет потяну!
Если ты, чувак, индеец,
Ты найдешь себе оттяг!
Настоящему индейцу
Завсегда везде ништяк!
– Заводит, надо сказать! Но на Пастернака все же не тянет!
На кухню вернулась мама.
– О! Я слышу, вас уже посвящают в индейцы? – со смехом сказала она. – Считайте, приняли в семью! Ну, вы не раздумали меня везти?
– Я готов!
– Ты оттуда куда?
– Сюда! Заберу тебя и поедем смотреть квартиру.
– Принимается!
Минут через пять после их ухода зазвонил телефон. Лида!
– Алло! Лида, ты где?
– Лада Владимировна, я такая дура… – Она рыдала. – Я не знаю, что мне делать…
– Погоди, ты сейчас где?
– В Казани пока. Лада Владимировна, пожалуйста, мне нужно с вами увидеться… А вы-то сами уже в Москве?
– Да! Из-за тебя вернулись раньше, а бабушка попала в больницу.
Она зарыдала еще пуще.
– Лида, что стряслось? Ты хочешь вернуться?
– Да! Но мне так стыдно… Я такая дура… Лада Владимировна, я не понимаю, что мне делать… Пожалуйста, помогите мне!
– Я готова, но…
– А папа… Он сейчас с вами?
– Нет! Он вернется в лучшем случае через час.
– А с кем Анютка?
– Не волнуйся! Она в саду, а вечером Иван отвезет ее на несколько дней к Устюжаниным. Но ты намерена возвращаться?
– Господи, да я бы уже вернулась… Но у меня денег нет.
– А где ты сейчас?
– На вокзале.
– Послушай, у тебя есть карточка?
– Банковская? Есть, но пустая.
– Я сию минуту тебе скину деньги. И первым же поездом выезжай в Москву. А лучше попробуй самолетом. Скажи, ты с работы уволилась?
– Господи, какая же я дура!
– Не волнуйся, я завтра поговорю с Яншиным. Он тебя ценит. А папе я пока ничего не скажу. А то он…
– Да-да! Не говорите ему! А то он… Понимаете, я не смогу в ближайшие дни никому на глаза показаться…
– Он тебя избил?
– Да.
– Понятно! Значит, так! Слушай меня! Ты сейчас сбросишь мне данные, я переведу тебе деньги, ты первым делом пойдешь в салон красоты, и там тебя приведут в божеский вид. Потом ты поешь и езжай в аэропорт. Тебе есть где приткнуться на ближайшие дни? У подружки какой-нибудь?
– Ну да, можно…
– Ты сообщи номер рейса, попрошу Пашку тебя встретить.
– Нет, пожалуйста, не надо! Я не хочу! Я сама доберусь до Маринки.
– Да, пожалуй, лучше, чтобы никто не знал. А как синяки пройдут, ты и вернешься. Поплачешь, скажешь, что раскаялась, опомнилась. Скажи, а этот твой… он не примчится за тобой?
– Да нет… Не примчится, – очень горько проговорила она.
Мне стало ее ужасно жалко. Бедная девочка. Придется с ней поработать, она была еще морально не готова к таким эскападам.