– Я и жалуюсь! Разве вы не слушали меня?
Монк знал, что ведет себя нехорошо, но уже не мог остановиться.
– Вы расспрашивали других медсестер? – продолжил он. – Некоторые из них, безусловно, ее ненавидели. Пруденс была надменна, своевольна и выказывала им собственное превосходство. И у вас тут попадаются такие дамочки, что, по-моему, их в телегу впрягать можно, а уж задушить леди…
– Пруденс не вела себя столь надменно, как вам кажется! – запротестовала Эстер.
Уильям коротко усмехнулся:
– По вашим меркам – может быть, но я говорю об обычных сиделках.
– Во-первых, вы не имеете даже представления об их образе мышления, – с пренебрежением отозвалась девушка. – Вы же не убиваете тех, кто вас раздражает!
– Великое множество народа было убито из-за издевок, насмешек и оскорблений, – возразил Монк. – Хватает мгновения… когда терпение заканчивается. – Он вдруг ощутил укол беспокойства, предчувствие какой-то потери. – Вот поэтому-то я и прошу вас – будьте осторожны, Эстер.
Та поглядела на него в полном изумлении и вдруг рассмеялась. А потом и вовсе зашлась в блаженном раскованном хохоте.
На миг Уильям вспыхнул, собираясь взорваться, но вдруг понял, что ссориться с ней не следует. Впрочем, разделить ее веселье он не захотел и лишь терпеливо и отстраненно глядел на нее.
Наконец Эстер потерла глаза тыльной стороной руки – совсем не элегантным образом – и умолкла.
– Я буду осторожна, – фыркнула она. – Спасибо за беспокойство.
Детектив хотел было сказать ей что-нибудь резкое, но передумал.
– Мы никогда не занимались внимательно Кристианом Беком, – сменил он тему. – Я по-прежнему не знаю, что именно Пруденс намеревалась сообщить властям, когда он просил ее остановиться. – Тут ему в голову пришла новая мысль – это ему уже давно следовало сообразить. – Интересно, какие власти она имела в виду: попечителей или главного хирурга? Надо, чтобы Рэтбоун спросил у сэра Герберта.
Мисс Лэттерли молчала. Усталость вновь легла на ее лицо.
– Ну, идите спать, – проговорил сыщик заботливым голосом, инстинктивным движением опуская руку ей на плечо. – Я схожу, поговорю с Рэтбоуном. Надеюсь, у нас еще осталось кое-какое время. Должны же мы что-нибудь обнаружить!
Девушка недоверчиво улыбнулась, но он читал в ее глазах ответное тепло и понимание. Это была общность чувств, которые не нуждались в словах, давнее знакомство, уже пережитые и еще предстоящие тревоги… Эстер кончиками пальцев провела по щеке Уильяма, повернулась и направилась назад в спальню.
У Монка было очень мало надежды на то, что сэр Герберт знает что-то компрометирующее о Кристиане Беке, иначе хирург уже сказал бы об этом. Но, быть может, он сумеет понять, о каких властях шла речь? Скажем, о председателе попечительского совета… В любом случае перспектива складывалась мрачная. Все зависит от искусства Оливера, а еще от настроения и темперамента судей. Эстер здесь ничем не могла помочь. И все же сыщик ощущал непонятное оживление, словно бы его одиночество вдруг сделалось менее глубоким.
На утро следующего дня мисс Лэттерли при первой же возможности обменялась временем работы с другой сиделкой и отправилась к Эдит Собелл и майору Геркулесу Типлейди. Они приветствовали ее радостно и с некоторым волнением.
– А мы уже собирались послать вам письмо, – начал майор, заботливо, словно пожилого инвалида, усаживая гостью в покрытое ситцем кресло. – У вас есть для нас новости.
– Увы, похоже, не слишком радостные, – с открытым лицом добавила Эдит, опускаясь в кресло напротив. – Мне так жаль…
Эстер смутилась.
– Вы ничего не нашли? – спросила она, хотя ради такой новости незачем было бы посылать записку.
– Наоборот, мы кое-что обнаружили. – Теперь хозяин дома казался смущенным, но его вопросительный взгляд был направлен на Эдит. Краем сознания Лэттерли отметила в этом взгляде глубокое чувство.
– Я помню, о чем она просила, – терпеливо ответила Эдит. – Но наша гостья симпатизирует доктору Беку. – Она повернулась к Эстер. – Конечно, тебе будет неприятно узнать, что в прошлом его дважды обвиняли в небрежности, проявленной в лечении скончавшихся молодых женщин. Оба раза родители не сомневались в том, что с ними все было в порядке, а доктор Бек брался за совершенно излишние операции и делал их так скверно, что его пациентки истекали кровью. Отцы подавали в суд, но выиграть дело не удалось ни тому, ни другому… не хватало доказательств.
Мисс Лэттерли ощутила дурноту.
– Где? Где это было? Еще до того, как он поступил в Королевский госпиталь?
– Конечно, – кивнула миссис Собелл, и на ее живом лице с орлиным носом и мягким ртом отразилась печаль. – Первый случай был на севере, в Алмвике, прямо возле границы с Шотландией, а второй – в Соммерсете. Мне бы хотелось сказать тебе что-нибудь поприятнее…
– А ты уверена, что это был именно он? – Вопрос был глупым, но, заботясь о Калландре, Эстер пыталась обнаружить хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения.
– Могут ли в Англии работать два хирурга из Богемии по имени Кристиан Бек? – негромко проговорила Эдит.
Майор тревожно глядел на свою бывшую сиделку. Он не знал, почему эта новость так встревожила ее, но ошибиться в реакции гостьи было невозможно.
– И как вы это обнаружили? – спросила мисс Лэттерли. Ее сомнения не уменьшали реальности подобного вывода, но ей хотелось немного оттянуть окончательный «приговор» Кристиану.
– Я подружилась с библиотекаршей одной из газет, – стала рассказывать миссис Собелл. – Она хранит все старые номера и невероятно помогла нам, выверив детали событий, связанных с мемуарами майора. Поэтому я попросила ее выяснить и ваш вопрос.
– Понятно. Итак, все ясно. Вот недостающий элемент… тайна, которую Пруденс намеревалась сообщить властям. И Бек убил ее, прежде чем она успела это сделать, – вздохнула Эстер.
А потом ей пришла в голову другая мысль, еще более уродливая: что, если Калландра тоже узнала об этом? И поэтому она с недавних пор выглядит так скверно?.. Ее мучает страх и собственная вина в сокрытии обстоятельств преступления!
Эдит и Геркулес глядели на нее, и лица их искажала тревога: должно быть, мысли девушки просто читались на ее лице. Но она совсем ничего не могла им сказать, не предав леди Дэвьет.
– Ну, а как идут ваши мемуары? – спросила Эстер с деланой улыбкой, пытаясь изобразить любопытство, которое в иной ситуации было бы совершенно искренним.
– Ах да, мы почти закончили, – ответила миссис Собелл, и лицо ее вновь осветилось радостью. – Мы уже описали все испытания, которые майор встретил в Индии, а об Африке он рассказал такое, что тебе и не приснится! Это самая волнующая повесть, которую я слышала в своей жизни. Ты должна прочесть все, когда мы закончим…
Тут часть света осветила ее лицо, и неизбежный вывод из сказанного одновременно осенил всех троих. Эдит не могла оставить свой дом, который буквально душил ее: родители ее полагали, что раннее вдовство обязывает ее провести остаток жизни одинокой женщиной, в деньгах зависящей от щедрости отца, а в общественном положении – от прихотей матери. Как и положено женщине, она получила свой шанс. Семья выполнила свои обязанности, выдав ее замуж, и теперь свое горе, раннюю смерть мужа – событие вовсе не удивительное – ей следовало воспринимать с изяществом. Трагическая смерть брата миссис Собелл нанесла ее родителям уродливую рану: она еще не исцелилась и, быть может, не зарастет никогда. Мысль о том, что ей придется вернуться в Карлайон-хауз, затмила для Эдит радость солнечного дня.