Словно в подтверждение своих мыслей, прочел первейший директор в письме Николая Петровича сетования на то, что даже всегда благоволивший ему граф Румянцев нынче в неудовольствии. «Я был огорчен до крайности… но умру с тем, что писал правду, когда между тем потерпел так, что ранее в гроб иду, и так думаю, что надобно видеть разницу между доброю и дурною нравственностью…»
«Это Николай Петрович, очевидно, о своих трениях с Крузенштерном вспомнил», — догадался Булдаков. Действительно, все участники вояжа, вернувшиеся в Санкт-Петербург, получили награды, осыпаны милостями. Все, кроме Резанова… Верно подмечено: у победы много родителей, пораженье же — всегда сирота… Уж кто-кто, а новоявленные «победители» попытались всю деятельность посланника во время плавания представить в столице в черном свете… «Слава Богу, Николай Петрович из своего далека не может видеть всего того, что творится вокруг его имени здесь, на берегах Невы…»
Кстати, вспомнилось Булдакову недавнее заседание главного правления компании, на коем присутствовали известные странствующему камергеру люди… Были здесь тогда и упомянутый граф Николай Петрович Румянцев, в недалеком прошлом — министр коммерции, а теперь получивший должность министра иностранных дел, и отставной министр юстиции, покровитель Резанова — поэт Гаврила Романович Державин, еще несколько лет назад написавший о своем протеже: «Резанов Гаму заменит…» По традиции присутствовал на заседании Николай Семенович Мордвинов, еще вчера морской министр и рачитель первого кругосветного вояжа россиян, а ныне — сенатор, член Комитета министров, передавший морское ведомство бездарному выскочке и англоману адмиралу Чичагову. Рядом с Мордвиновым важно восседал другой адмирал — Гаврила Андреевич Сарычев, еще в середине прошлого века исследовавший острова в Тихом океане в составе экспедиции Биллингса и составивший наиболее полную карту тех вод и земель, коей по сей день пользуются российские и иноземные мореходы. Напротив морских чинов расположились: один из директоров компании, племянник ее основателя Иван Петрович Шелехов, и правитель компанейской канцелярии коллежский асессор Иван Осипович Зеленский — человек небольшого роста и невзрачной на первый взгляд наружности, но далеко не простой, знающий все тайные механизмы управления компанией.
Словом, живая история Российско-Американской компании собралась за одним столом в доме у Синего моста. Среди виднейших акционеров недоставало токмо Евстратия Ивановича Деларова — директора компании и первопроходца Кадьяка и Уналашки. Он несколько месяцев назад преставился после тяжелой болезни, полученной им на тихоокеанских островах. Отсутствовала и Наталья Алексеевна Шелехова — теща Булдакова и Резанова. Она, будучи уже в солидных летах, последнее время отошла от компанейских дел и больше занималась внуками: Петром и Ольгой — детьми своего путешествующего зятя.
Заседание проходило бурно. Акционеры и сановные гости раскололись на два лагеря: в одном — сторонники уполномоченного представлять интересы акционеров в Новом Свете Резанова, в другом — его ярые критики.
Булдаков понимал, что у этих, вторых, есть для подобной позиции серьезные основания. Конечно, во многом из того, что приписывалось камергеру, повинен был не он сам, а серьезные изменения в мировой политике и экономике. Еще бы! Политическая карта Европы да и всего мира в последние годы затрещала по швам. Череда войн, затеваемых Буонапарте, поспешно создаваемые и столь же поспешно разваливающиеся коалиции и союзы, континентальная блокада Англии и гениально выигранная одноглазым адмиралом Нельсоном Трафальгарская битва не могли не сказаться на торговых делах всего света. Цены на пушнину — основной источник доходов компании — все эти годы снижались.
В то же время расходы основных держателей акций компании из числа придворной знати и самого близкого окружения императора в эти военные годы неимоверно выросли вместе с соответствующими запросами. Правительство же, в прежние времена защищавшее интересы компании, числившейся под высочайшим покровительством, теперь было занято совсем иным — приготовлениями к большой войне с узурпатором или же поиском мирного соглашения с ним, о чем, правда, и в Сенате, и в Зимнем дворце пока вслух решались высказываться не многие. Дальневосточные, а тем паче североамериканские колониальные проблемы отошли на задний план.
Конечно, Булдаков не отрицал и того, что его дорогой друг и родственник в истории с посольством в Страну восходящего солнца оказался не на высоте. А тут еще и это, совсем уже непонятное из санкт-петербургского далека, решение полномочного посланника направить военную экспедицию в составе кораблей «Юнона» и «Авось» в залив Анива и на острова Матсмай и Оистери с целью разорения там японских факторий…
— Думаю, государи мои, Николай Петрович замыслил добиться у японцев реванша за свое унизительное выдворение с их островов, — так прокомментировал поступок Резанова граф Румянцев, не скрывавший своего недовольства действиями посланника. — На фоне всех европейских событий нам токмо войны с самураями теперь недостает!
— Вряд ли сие решение о нападении на японцев принадлежит господину Резанову… Он — муж государственный и на подобные мальчишеские выходки не способен, — пытался заступиться за родственника Булдаков. — Может, вылазка эта есть недомыслие командиров кораблей — Хвостова и Давыдова? Они и в колониях дисциплиной и нравственностью не блистали, пьянствовали и чинили всякие оскорбления тамошнему правителю Баранову…
— Ваш Баранов — шам non compos mentis, — прошамкал адмирал Сарычев. — У меня ешть доштоверные шведенья, што он прикашал штрелять по одному шудну, капитан коехо ему шем-то не уходил!
— Oh, je vous pris, ваше высокопревосходительство, позвольте прояснить ситуацию… Сие была со стороны правителя мера вынужденная! Правлению доподлинно известно, что господа морские офицеры оказывают правителю Баранову полное неповиновение и, более того, творят на островах настоящее насилие, разоряют компанейские магазины, спаивают служителей… Лихоимствуют, одним словом! Жизнь самого Александра Андреевича, человека заслуженного и немолодого, неоднократно подвергали угрозам…
— Успокойтесь господа, — подал голос адмирал Мордвинов. — По морскому ведомству уже издан приказ о взятии под стражу лейтенанта Хвостова и мичмана Давыдова. Сразу по прибытии их в Охотск комендант Бухарин арестует их, проведет дознание и выяснит все, уж поверьте…
— Я давно предлагал, чтобы служащие в компании господа офицеры имели от правителя аттестаты, а главное правление посылало ежегодно в Адмиралтейскую коллегию формулярные о них списки, в коих указывалось бы, что обид и притеснений сии офицеры в колониях никому не чинили. По этим спискам коллегия бы и определяла дальнейшую службу и перспективы своих мореходов.
— Этак вы, батюшка Михайло Матвеевич, над каждым морским офицером своего купца поставите, — сердито прореагировал на реплику Булдакова бывший морской министр. — Довольно того, что в кругосветном вояже чуть было дело до корабельного бунта не дошло… И все из-за того, что… — Мордвинов, не договорив, умолк, но все присутствующие поняли, о чем не сказал адмирал.
Не один только первейший директор заметил перемену Николая Семеновича к Резанову вскоре после возвращения в Кронштадт «Невы» и «Надежды». Адмирал сразу принял сторону Крузенштерна, взял его под защиту и при каждом удобном случае не преминул намекнуть, что во всех бедах, случившихся во время круиза, виновен не кто иной, как посланник Резанов.