У другого бы опустились руки, а Хлебников не унимался. Он прошел со своим отрядом по тому же пути вдругорядь, потом стал расширять поиски, поставив цель объехать хоть весь полуостров, но Абросима отыскать. В последующие годы Кирилл побывал в самых отдаленных уголках Камчатки. Немало этому способствовали и приезжающие на полуостров путешественники, которые брали Хлебникова в попутчики как лучшего знатока здешних мест.
Сначала — фон Лангсдорф, натуралист из первой кругосветной экспедиции россиян. Он после возвращения из Америки задержался на полуострове для продолжения своих научных наблюдений. Вместе с этим долговязым иностранцем, за годы странствий обрусевшим и просившим величать себя Георгом Ивановичем, комиссионер объехал все острожки и поселения вплоть до Тигльского хребта. Лангсдорф за это время значительно пополнил свою коллекцию растений и насекомых, исписал несколько толстых тетрадей. А вот Кирилл ничего нового узнать о Плотникове не сумел…
Пару лет спустя, уже в 1810 году, комиссионер познакомился с капитан-лейтенантом Василием Михайловичем Головниным и его помощником лейтенантом Петром Ивановичем Рикордом — офицерами шлюпа «Диана», зашедшего на Камчатку по пути в американские колонии. Этим прославленным морякам Кирилл не только позаимствовал своих ездовых собак, лучших во всем крае, но и сам сделался верным спутником во всех их поездках по полуострову, опять же помня и свою цель — разыскать следы друга…
Одна из таких дальних поездок с Головниным чуть не стоила путешественникам жизни.
…Январским морозным днем Хлебников, офицеры и каюр-камчадал на двух упряжках выехали из Петропавловска в селение Пущино. Разыгралась метель — на длину оштала впереди ничего не видно. Даже испытанные лайки отказывались двигаться сквозь буран. Путники заночевали прямо в поле.
В ложбинке они раскопали снег. Камчадал, пальцы на левой руке которого отгрыз мороз, а глаза были воспалены и гноились, нырнул в метель и вернулся с охапкой хвойных веток. Часть из них пошла на подстилку, другая — для костерка. Потом каюр извлек из дорожного мешка строганину и местное лакомство — сырые печень и почки морского бобра. Хлебников, привычный к такой пище, разделил с проводником трапезу. Головнин и Рикорд отказались и улеглись голодными.
Метель бушевала вовсю, в ложбинке было относительно тихо. Потрескивал костер. Пахло отпотевшей хвоей… Согревшись под шкурами, Кирилл быстро уснул, дорожа минутами отдыха, — завтра снова будет дорога…
Сон комиссионера и его спутников прервался неожиданным образом. Все они вдруг очутились в ледяной воде. Костер мгновенно потух. Тело пронзили тысячи иголок. Выбравшись из стылой купели, Кирилл посмотрел на Головнина и Рикорда и не смог удержаться от смеха — таким плачевным был вид бравых морских офицеров. Моряки ответили ему тем же — сам Кирилл выглядел не лучше. Но веселье быстро прошло. Вся одежда и поклажа промокли насквозь, а метель мела и мела, от холода сводило зубы.
Осмотрев место ночлега, путники наконец поняли, чему обязаны своим приключением: в ложбинке под слоем снега протекала небольшая, но быстрая речка, лед которой не выдержал огня и тяжести пришельцев.
Теперь было не до шуток…
— Белый человек, ната снег топтать, — хмуро сказал Хлебникову каюр, безуспешно пытавшийся при помощи кресала зажечь отсыревший трут. — Скоро совсем мерзнуть бутем…
— Что он говорит? — переспросил Головнин, которого била крупная дрожь.
— Если будем стоять на месте — погибнем! Ходить надо и обязательно разговаривать друг с другом, чтобы кто-то не уснул и не потерялся в метели…
— Какой тут разговор, Кирилла Тимофеевич? Токмо снега наглотаемся в этакой пурге… — усомнился лейтенант Рикорд.
— У покойников горло не болит! — мрачно отшутился Головнин. — Лучше наглотаться снега в дружеской беседе, Петр Иванович, нежели самим в снежный ком превратиться!
Не теряя более времени, путешественники, за исключением проводника, не оставлявшего своей затеи добыть огонь, двинулись один за другим по кругу, вытаптывая снег, приседая, размахивая руками, окликая один другого и рассказывая истории из своей жизни.
Как бы странно ни показалось, именно в эту метельную ночь, когда они боролись за свои жизни, узнал Кирилл Хлебников о случае, проливающем неожиданный свет на неудачную миссию Резанова в Японии, о которой комиссионер был премного наслышан и от самого посланника, побывавшего на Камчатке еще раз перед отплытием на Кадьяк, и от своего старшего товарища — приказчика Шемелина.
— В Портсмуде, — отворачивая лицо от ветра, кричал Головнин, — наш Петр Иванович обедал в одном весьма почтенном англицком доме. Там повстречал он некоего господина по имени Браун. Так я говорю, Петр Иванович?
— Точно так, — растирая ладонь о ладонь, подтвердил лейтенант. — Агент по призовым делам королевского флота сэр Джордж Браун…
— Так вот, сей Браун при упоминании о русском посольстве к японцам заметил, что причина всех неудач в одном голландце, коего… к-хе, к-хе… — закашлялся Головнин, получив в лицо очередной снежный заряд, — коего господин Резанов употребил вместо переводчика.
— Он и переводил так, как было выгодно голландцам, а не нам… — закончил мысль своего друга и Рикорд.
— Как же узнал господин Браун о сей тайне? — даже остановился на мгновение Хлебников. — Это же большая политика, а она разглашений не любит!
— Загадка объясняется просто, — переждав порыв ветра, объяснил Рикорд. — На одном голландском судне, возвращавшемся из Батавии и взятом на пути английскими крейсерами, были захвачены депеши, которые капитан не успел сбросить в воду. Оные как раз и попали в руки Брауна как агента по призам…
— И среди сих бумаг находились признания голландца? — догадался комиссионер.
— Не его самого, но лица, начальствующего над ним. Браун прочитал письмо руководителя голландской фактории на Японских островах — директора Деффа, коий, очень дурно отзываясь о Резанове, уведомляет свое правительство, что ему при помощи своего агента-переводчика удалось уничтожить все виды русского водворения на острова и что именно по его указке японцы отослали наше посольство назад…
— А можно ли верить вашему Брауну?
— Несомненно! Сей Браун — фигура в Англии известная. Он представляет очень авторитетный торговый и банковский дом «Мерц Гарри Джак энд Компани»… Так что все сказанное им — сущая правда! К тому же я сам держал упомянутое письмо в руках…
Метель к этому времени начала понемногу утихать, а каюру все же удалось развести огонь. Путники смогли наконец присесть у костра. Однако новость, которую узнал Кирилл, даже в минуты, когда навалились тепло и истома, никак не выходила у него из головы.
— Что же получается, господа? Выходит, их превосходительство Николай Петрович Резанов вовсе не повинен в неудаче посольской миссии?.. Значит, справедливость в отношении его может быть восстановлена. Тем паче сам посланник за себя похлопотать теперь не сумеет… — Кириллу уже было известно, что камергер по пути в Санкт-Петербург при подъезде к Красноярску упал с лошади и скончался.