— Вас что-то не устраивает, генерал?
— Упаси бог! Я счастлив, как и все вокруг. Государь устроил здесь настоящий рай земной. Всё было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство, которое не дает мне покоя.
— Что вас тревожит, генерал?
— То, что это не государь.
Репнин пристально взглянул на него, не зная, что ответить. Дибич усмехнулся.
— Я допускаю, что характер человека может измениться под влиянием каких-то обстоятельств. Но не знаю случая, чтобы у него при этом изменился почерк.
Князь невольно поднял брови.
— Ничего не могу сказать по этому поводу. Я не видел, чтобы в Таганроге государь писал какие-то письма или указы.
— Вот именно! Вся деловая переписка императора лежит на мне, он только подписывает бумаги. Подпись похожа на подлинную, но у меня нет полной уверенности. Кроме того, существуют некоторые не подвластные человеку природные манеры, а государь порой ведет себя просто неузнаваемо. Вспомните про камешек.
Дибич имел в виду неприятный случай за завтраком. Государь едва не сломал себе зуб, оттого что в пироге ему попался крошечный камешек. Елизавета ахнула и бросилась к мужу. За столом все замерли в тревоге, ожидая, что за этим последует. Случись такое в Петербурге, повару бы не поздоровилось. Но Александр Павлович быстро овладел собой и, рассмотрев камешек, только усмехнулся и сказал: «Не волнуйтесь, господа. Это не яд».
— Вам не приходит в голову, князь, — тихо спросил Дибич, — что в настоящее время Россия живет без царя?
Репнин ответил довольно жестко:
— Могу сказать только одно, генерал. Наш государь находится рядом с нами. И если у вас есть в этом сомнения, я сумею развеять их. Думаю, что двух пуль нам будет достаточно, чтобы более не возвращаться к этому вопросу.
Дибич удивленно поднял брови, а потом примирительно махнул рукой.
— Ну что вы сразу кипятитесь, князь? Уж и поговорить нельзя…
* * *
В начале ноября Александр Павлович вызвал Репнина и неожиданно предложил ему вернуться в Петербург.
— Дибича и Виллие мне вполне будет достаточно, — пояснил он. — А ты, князь, будешь нужнее в столице.
— Кому, ваше величество?
Ответа не последовало.
Немного поколебавшись, Репнин спросил с невольной горечью:
— Значит, ваше величество, моя помощь вам уже не нужна?
Тот еле заметно улыбнулся. Потом после долгого тягостного молчания сказал тихо:
— Последний акт спектакля я должен сыграть без твоего участия.
— Государь, мой святой долг…
Александр прервал его жестом.
— Помолчи, князь. Я сам перед тобой в неоплатном долгу.
Упруго поднявшись, Александр открыл окно, в которое ворвался порыв свежего морского ветра. Пахнуло грозой.
— Ради бога, государь, — промолвил Репнин, — доверьтесь мне. Скажите, что вы задумали?
Набежала туча, и в комнате стало темно. Император приоткрыл дверь и крикнул слуге, чтоб принесли свечи. Пришел старый лакей с канделябром.
— Поставь на стол, Семен.
Но тот почему-то медлил, переминаясь с ноги на ногу.
— Что с тобой, старина? — с улыбкой спросил Александр.
— Ваше величество, нехорошо, когда днем горят свечи.
— Почему?
— Среди дня перед живым человеком свечи не ставят. Плохая примета.
Царь пожал плечами и взглянул на Репнина.
— Ты тоже веришь этим предрассудкам?
— Не верю, государь, но думаю, что ваш слуга прав. Береженого Бог бережет.
— Что за ребячество! Ставь свечи, Семен. Не сидеть же нам в потемках.
Ровно в три часа пополудни Полина и мадемуазель Корваль вошли в укромный особняк, расположенный в безлюдном месте на правом берегу Невы. Молоденькая горничная проводила их в гостиную, украшенную картинами итальянских мастеров, и, усадив в кресла, попросила подождать. Через минуту к ним вышла нарядная и оживленная Сандра Блекки.
— Искренне рада, милая княжна! Вы не устали с дороги? Тогда не будем терять времени. Прошу пожаловать в мастер-класс!
Старую француженку Сандра поначалу даже не заметила. Обиженная невниманием, мадемуазель Корваль поднялась с кресла, намереваясь сопровождать свою воспитанницу.
— А вы куда направляетесь, милая? — холодно спросила актриса. — Вы тоже собираетесь брать уроки театрального искусства?
Полина, покраснев, остановила мадемуазель Корваль.
— Погоди, Луиза, — быстро зашептала она, прильнув к ее уху. — Я уже не маленькая. Останься здесь и жди.
— Вам чаю с медом или со сливками? — насмешливо спросила Сандра у гувернантки.
— Со сливками!
— Мед тоже не помешает, — улыбнулась Полина. — Мадемуазель Корваль у нас известная сладкоежка.
Сандра отдала распоряжения горничной, дружески взяла Сероглазку за руку, и они вместе удалились из гостиной. Гувернантка проводила их тревожным взглядом, но потом, отхлебнув сливок из китайской чашки, успокоилась, блаженно вздохнула и вытащила из ридикюля потрепанный томик Шодерло де Лакло.
Сердце Полины трепетало, когда они с актрисой вошли в светлую просторную гостиную. Мебели было мало. Старинные напольные часы, фортепиано, несколько кресел да круглый стол, на котором Сероглазка увидела тетрадь со своей пьесой. Сандра улыбнулась так обаятельно, что волнение Полины немного улеглось. Они сели за стол.
— Сударыня, не щадите меня, — собравшись с духом, сказала Полина. — Какова бы ни была ваша оценка, я приму ее с благодарностью.
— Вы напрасно волнуетесь, дорогая княжна. Ваше сочинение превосходно! Оно наполнено искренней любовью автора к своим героям. Но, конечно, у меня есть несколько замечаний.
Сандра принялась листать страницы рукописи, на ходу поправляя некоторые фразы.
— Вот так будет лучше, не правда ли? — то и дело спрашивала она.
— Да, да, без сомнения! — радостно соглашалась прилежная ученица.
Так они дошли до финальной сцены объяснения в любви главных героев.
— Ах, сударыня, — пролепетала Полина. — Наверное, это самое слабое место в пьесе.
— Почему вы так думаете?
— Именно в этом месте князь Печерский посмеялся надо мной во время домашнего представления.
— Какая бестактность! Не волнуйтесь, милая княжна. Давайте прочтем сцену по ролям, и вы сами поймете, что нужно поправить. Вы будете читать слова атаманши, а я попробую сыграть благородного рыцаря. Хотя нет… Зачем мне брать мужскую роль, когда в доме есть мужчина? У меня как раз гостит кузен, кавалергард. Вот его и попросим!