Единственное, о чем умолчала пани Комарская, так это о своем отношении к купцу Тимофею, представив его случайным попутчиком.
Ванда охотно вела беседу не только из-за того, что слегка перебрала. Если последние дни она доверяла до конца одному Тимофею, то теперь, оказавшись в своей (как ей в тот момент ошибочно казалось) среде — среди благородных шляхтичей, пани Ванда словно оттаивала душой, ощущала возвращение к нормальной жизни.
Когда она закончила свой рассказ, то ротмистр уточнил:
— И вы едете к пану Янушу за помощью?
— Да. Больше мне надеяться не на кого, — солгала Комарская.
Неожиданно молодой гусар Казимеж вскочил со скамьи. Вид у него был крайне взволнованный, глаза горели:
— Почему не на кого?! — вскричал он. — А мы?!
— И чем вы поможете мне? — с вернувшейся к ней иронией сказала Ванда. — Вы же — гусар, на службе, сейчас война.
«Что Вандочка, навязывается тебе помощник, — произнес внутренний голос. — Вот придет любимый Тимофей, как ты от этого гусара отвяжешься?!».
— Я могу взять отпуск.
— Во время войну? Кто тебе его даст?!
— Дадут. Непременно дадут, — заверил ротмистр.
Чем-то всё же зацепил Ванду молодой малознакомый гусар, почему-то вызвал у нее положительные эмоции. Но она продолжала кокетливо иронизировать, как будто в нее вселился бесенок:
— Интересно, и что вы станете делать в отпуске? Отправитесь со мной в Инфлянты? А за чей счет, денег у меня немного? И в каком качестве? Родственника, мужа, любовника?
— Денег у меня хватит на нас двоих, — заявил без колебаний пан Казимеж.
Бесенок в душе пани Комарской продолжал резвиться:
— Точно хватит на двоих? А вы знаете мои потребности?
— У самой прекрасной женщины Речи Посполитой должно быть всё самое лучшее, — заверил ее Казимеж. — А денег у меня на это хватит.
— С гусарского жалованья?
Неожиданно пан ротмистр серьезно подтвердил:
— Денег у Казимежа хватит. Не беспокойтесь, милостивая пани!
Внутренний голос подсказывал: «Вандочка, ты никогда не вела себя так глупо», — но остановиться пани Комарская почему-то не могла:
— Ну-ну, — возразила она ротмистру с иронией.
Пан Казимеж достал висевший на его груди нательный крест и заявил:
— Клянусь, денег хватит! А что касается того, в каком качестве я могу поехать… Да, я вам не родственник. А предлагать стать невенчанной любовницей столь прекрасной пани из благородного рода непристойно…
Собеседник Ванды не знал, что сделал ей больно, ведь Комарская как раз и была невенчанной любовницей, причем связалась с человеком низкого происхождения.
Гусар упал на колени:
— Прекрасная пани Ванда, выходите за меня замуж!
Все онемели. Фрау Мария, не выдержав, прошептала по-немецки:
— Боже мой!
Хладнокровие сохранил лишь бесенок в душе пани Ванды.
— Не понимаю, — сказала она, — чего добивается этот юнец? Пан Крешеминский, вы были другом моего дяди, помогите мне разобраться в ситуации. Этот мальчишка, страстно хочет жениться на вдове старше его по возрасту. Он — рядовой гусар с небольшим жалованьем. Что его интересует: я или мое поместье?
Казимеж отшатнулся, словно получил пощечину. А пан Крешеминский встал и холодным тоном заявил:
— Отойдемте в сторонку, милостивая пани, и я вам кое-что объясню…
По его странному тону Ванда поняла, что вела себя неверно, хотя ей казалось: имеет полное право разговаривать так с легкомысленным юнцом, который делает даме предложение через полчаса после знакомства.
Збигнев Крешеминский безжалостно вывел ее из дома на холод — во двор и, когда они остались одни, свирепо произнес:
— Если на вас, пани, нашло безумие, то подумайте хотя бы о своем любимом дяде! Вы можете отказаться от предложения пана Казимежа, наверное, став единственной в Речи Посполитой женщиной, готовой на такое. Но зачем издеваться над парнем?! А вдруг его род станет врагом вашего рода? Только безумец может наживать столь могущественных врагов!
— Да, каких таких врагов?
— Тоцких!
— Этот Казимеж, что дальний родственник самого пана Тоцкого?!
— Да, это его единственный сын!
— Как сын?! Для чего вы меня обманываете? Сын Тоцкого не может быть рядовым!
— Что значит, не может? Сын Тоцкого может всё! Всё, что захочет, понятно вам! Его отец, имея сто тысяч крепостных хлопов, легко бы мог нанять за свой кошт гусарскую хоругвь и назначить сына полковником. А мог бы нанять армию и сделать его генералом. Но романтичный юноша решил изучить жизнь с низов и самостоятельно выбиться в люди. И кто мог запретить это самому богатому наследнику в Речи Посполитой? Конечно, услужить отцу пана Казимежа желающих немало и офицером молодой человек станет после первого же боя. Но он служит всего месяц, потому пока рядовой.
«Ну, Вандочка, ты сегодня в ударе! Оскорбить самого пана Тоцкого», — издевался внутренний голос.
Стараясь сохранять хладнокровие, Ванда Комарская вернулась в трактир, поклонилась и произнесла:
— Ясновельможный пан Тоцкий, я была пьяна. Нижайше прошу меня простить! Я была неправа.
И сделала реверанс. Юноша посмотрел на нее с обожанием и спросил:
— Вы просите прощения? Говорите, что были неправы? Значит ли это, что самая прекрасная женщина Польши согласна на мое предложение?
«Вот навязался, — подумала Ванда. Она не знала, что и сказать. — Я же люблю Тимофея!». «Вот-вот, — произнес внутренний голос. — Правильно говорил покойный пан Анджей, ты кретинка! Тысячи шляхтянок были бы на твоем месте счастливы, а она нос воротит. Не пора ли повзрослеть и перестать быть идиоткой?».
Ванда растерянно молчала. Казимеж воспрял духом и обрадованно произнес:
— Вы не отказываете мне?
После чего он взял ее за руку и нежно поцеловал кончики пальцев. Прикосновение его губ неожиданно показалось Ванде необычайно приятным. Она стала думать: «В самом деле — богатство, роскошь, любовь! Быть может, это лучше, чем муж холопского рода, которого не пригласят на бал в шляхетский дом?».
Женщина знаком показала ротмистру Крешеминскому, что хочет вновь поговорить с ним. Извинилась перед Казимежем Тоцким, пообещала скоро вернуться. Вышла во двор, на холоде спросила ротмистра:
— Пан Крешеминский, а как отнесется отец к тому, что его сын женится на безродной выскочке? Мне просто не у кого спросить, кроме вас, дядя ведь далеко…
— Так это у них фамильное. Отец Казимежа сам женился на простой шляхтянке, а когда родственники и друзья аристократы стали шептаться за спиной, холодно сказал им: