— И что же делает верный вассал Лютора в Арле? — спросил Роджер.
— Меня прислал…
Не дав другу закончить, Роланд пихнул его в бок и вмешался в разговор.
— Батюшка соскучился и послал за мною, — простодушно промолвил он, и тут Магнус чуть не захлебнулся пивом — настолько абсурдно прозвучали для него эти слова. Роджер набычился, а Роланд почуял, что следующий поединок произойдет гораздо раньше, чем он доберется до Нормандии.
Он уселся на каменную скамью напротив Мезидона. Девица, та самая, из-за которой они поссорились в прошлый раз, принесла пиво и принялась вертеться поблизости, наслаждаясь напряжением, которое она вызывала: из-за нее и раньше случались ссоры, но никогда еще так жестоко не дрались столь достойные мужчины.
Ги стоял за спиной у Роланда, разглядывая его помрачневшего соперника. Роджер был красивый мужчина с характерными для норманнов голубыми глазами и светлыми волосами, но с лицом, изрезанным глубокими морщинами; он редко смеялся, разве что по злобе, а улыбка его больше походила на гримасу. Оба, Роджер и Роланд, были рослыми и мускулистыми. Однако лицо последнего, не менее красивое, чем у его соперника, выражало какую-то скрытую мягкость. К тому же Роланд сохранил чувство юмора и природную доброту.
— Итак, твой отец соскучился? — переспросил Роджер. — До такой степени, что отрядил за тобой рыцаря, не доверившись лакею?
— Ты что-то слишком интересуешься моими делами, — решительно сказал Роланд. Мезидон саркастически осклабился.
— Мой брат женился на твоей сестре. — Он дотянулся до девицы, подававшей на стол, и усадил ее к себе на колени, искоса наблюдая за собеседником. — Я думаю, он сделал плохой выбор.
— Надеюсь, ты не возомнил, что мы теперь родня? — прогремел Роланд.
— Я не собираюсь родниться с ублюдком! — бросил Роджер. Установилась напряженная тишина. Затем раздался его издевательский смешок:
— Что я вижу? Ты не отвечаешь? — Он обнял красотку покрепче и, обращаясь к окружающим, добавил:
— Видимо, с тех пор как я победил этого бастарда, он сильно оробел.
Жесткий блеск в глазах Роланда не предвещал ничего хорошего, но он вдруг сказал совершенно спокойно:
— Да, я незаконнорожденный, это не новость. Но это не значит, что я трус! Я начинаю подозревать, что это ты меня боишься, Роджер. Ведь в прошлый раз ты не решился напасть на меня, пока, не убедился, что я пьян. — Мезидон привстал, скинув девицу с колен, но резкий взгляд Роланда пригвоздил его к месту. — Видно, я ошибался. Ты не трус. Своими словами ты искушаешь смерть и, конечно же, делаешь это нарочно.
— Нет, Роланд! — воскликнул Ги и попытался удержать его.
Но тщетно: проснувшийся вулкан не остановить. Рыцарь оттолкнул друга, поднялся и вынул меч. Вставая, он опрокинул каменную скамью, которая с грохотом повалилась на пол.
Все присутствующие обернулись, но противники не замечали никого вокруг. Бравируя, Мезидон смахнул со стола кружки. Пиво пролилось на какого-то пьяного рыцаря, который сразу же напал на обидчика.
Роланд, которому теперь приходилось дожидаться окончания их поединка, закипал от нетерпения. Завязавшаяся схватка воодушевила на борьбу всех присутствующих, и в несколько мгновений комната превратилась в пале битвы. Хмельные вояки нападали, а более трезвые оборонялись. Вскоре двое накинулись на Роланда без всякой причины, и он в неразберихе потерял из виду своего противника. Ги пришел на помощь, и они вдвоем расправились с нападавшими.
Роланд уже разыскивал Мезидона в толпе, как вдруг за его спиной лязгнула сталь. Он быстро оглянулся и увидел своего изумленного соперника, меч которого валялся поодаль. Возле обезоруженного Роджера стоял незнакомый рыцарь. Он собирался было что-то сказать Роланду, но внезапно Мезидон схватил свое оружие и нанес незнакомцу удар. Рыцарь упал.
Роланд был настолько ошарашен, что не успел даже опомниться, как какой-то пьяный оруженосец подошел к Роджеру сзади и плашмя обрушил ему на голову лезвие своего меча. Тот рухнул у ног Роланда, рядом с рыцарем, которого только что ранил.
— Оставь его. — Ги перехватил занесенную руку друга. Роланд испепелял его взглядом:
— Ты разве не видел? Он хотел напасть на меня сзади, а этот добрый человек помешал ему.
— Я видел, как Роджер направлялся к тебе, и это все. Разумеется, он бы предупредил прежде, чем нанести удар.
— Я знаю его лучше. Говорю тебе — он собирался убить меня исподтишка, — гремел Роланд.
— Вызови его, когда он поправится, — уговаривал Ги, — но не бери на душу убийства.
Роланд не смог поднять руку на раненого. Он склонился над своим спасителем и заметил, что тот дышит.
— Он еще жив. Мы отнесем его к лекарю в лагерь. Ги колебался:
— А как же Роджер?
— Оставь, — омерзением произнес Роланд. — Его и без меня здесь кто-нибудь прикончит.
Роланд нетерпеливо ожидал возле лекарской палатки, а раздосадованный Ги расхаживал невдалеке.
— Прошло уже три дня, Роланд, — нетерпеливо сказал он. — Если раненый умирает, ты все равно ничем не поможешь.
Рыцарь промолчал и с раздражением поглядел на друга. Он и сам понимал, что уже потеряно много времени.
— Мы были бы сейчас в пути, Роланд. Роджер убрался в тот же вечер, так что на этот раз тебе все равно не удастся вызвать его. А нам нужно успеть доехать домой до первого снега.
— Несколько дней отсрочки ничего не меняют.
— Но этот человек тебе даже не знаком.
— Такое нетерпение не делает тебе чести, Ги. Я в долгу перед ним.
— Ты не знаешь этого наверняка.
— Нет знаю.
В это время полог палатки откинулся, и из нее устало вышел лекарь герцога:
— Раненый на несколько минут пришел в себя, но все еще непонятно, выживет ли он. Кровотечение удалось остановить, но я ничего не могу поделать с внутренними повреждениями.
— Он что-нибудь сказал? Врач кивнул:
— Когда он очнулся, то решил, что находится в рыбацкой хижине. Он, наверное, вспомнил о том, как поправлялся после прежних ранений.
Роланд нахмурился:
— Ранений?
Лекарь снова кивнул головой:
— На этом молодом человеке, должно быть, лежит проклятие. В тот раз рыбаки едва выходили его. Он говорит, что не приходил в себя около недели, а потом еще долго не мог пошевелиться или заговорить — так сильно его ударили по голове.
— Кто же он? — нетерпеливо спросил рыцарь.
— Сэр Роланд, этот человек тяжело ранен. Я не хотел утомлять его, я только выслушал все, что он рассказал. Впрочем, его состояние близко к безумию. Когда он узнал, что ему нельзя вставать, то очень взволновался и начал рассказывать о первом ранении, о сестре и о своей тревоге за нее, но потерял сознание прежде, чем успел толком что-то объяснить. Он был сильно расстроен.