– И много ли было в подчинении твоего отца конных воинов?

– Много, Минненота. Полторы тысячи отборных всадников, представлявших личную охрану нашего самого главного вождя, именуемого императором.

Опытный воин и полководец, Минненота тут же оценил мысленно ударную силу полутора тысяч конных воинов, да к тому же еще и отборных. А теперь он и сам собирается вступить в войну с соседним индейским племенем гуронов, воины которого посмели охотиться на бизонов в местах, облюбованных индейцами племени дакота. И ему сейчас крайне необходим порох. Хотя бы для первого удара, а потом он добудет порох у поверженного врага. И слава Великому Духу, что к его союзнику Яндоге столь своевременно явился из-за Каменных гор этот богатый бледнолицый. Теперь-то гуронам уж точно несдобровать!

– Пойду теперь испытаю кобылицу, – прервал его размышления Алексей Михайлович. – И если она так же хороша, как жеребец, сразу отправимся в мой вигвам вскрывать бочонок и делить порох, как договорились.

* * *

Проводив гостей, Яндога, Воронцов и Чучанга уединились в вигваме, где проживали двое последних. Граф и его помощник курили трубки, а вождь посасывал калюмет. На широком пне, тщательно отесанном Чучангой, в окружении чашек стояла ополовиненная бутылка рома, рядом лежали еще дымящиеся куски отварного мяса.

– Жеребцу, судя по зубам, лет шесть-семь, то есть в самом соку он, – говорил Алексей Михайлович. – А кобылица и того моложе. Так что к следующей весне жди, Яндога, прибавления в своем «табуне».

– Эх, вот бы еще одну кобылку заиметь! – размечтался тот.

– Это уже вопрос не ко мне, а к моему жеребцу, – пошутил Воронцов, и все трое дружно рассмеялись.

Алексей Михайлович наполнил чашки ромом до середины. Осушив свой сосуд первым, Яндога начал неторопливо жевать мясо порядком уже стершимися за долгую жизнь зубами, одновременно предавшись размышлениям. Дакота уехали, явно довольные состоявшимся обменом, и в этом, безусловно, заслуга Алеши. Вспомнив, сколь толково тот торговался с упрямым и неуступчивым Минненотой, Яндога непроизвольно рассмеялся.

– Ты чего? – удивился Алексей Михайлович, тоже приступая к мясу.

– Да просто вспомнил, как ты торговался с Минненотой.

– И чего ж в том смешного?

– Как чего? – лукаво улыбнулся вождь. – Да ты вспомни хотя бы, как изменилось выражение лица Минненоты, когда ты сказал, что купишь седла у его соседей, с которыми он собрался воевать.

– Так то ж не моя заслуга, а твоих гонцов, – пожал плечами Воронцов. – Я просто воспользовался привезенными ими ценными сведениями.

– Не скажи, Алеша, – покачал головой старый вождь. – Сведения сведениями, но их ведь еще надо уметь в нужный момент применить! А это не так-то и просто, – вздохнул он. – Я вот, например, обещал тебе помочь при переговорах с дакота всем, чем смогу, а на деле ничем ровным счетом не помог.

– Не наговаривай на себя, Яндога, – улыбнулся Воронцов, желая ободрить явно расстроенного вождя. – Уж я-то помню, как ты постоянно поддакивал мне и согласно кивал в нужных моментах!

– Это все мелочи, Алеша, – досадливо поморщился старик.

– В переговорах мелочей не бывает! – тоном профессионального дипломата заявил Алексей Михайлович. – Все имеет свою ценность, если направлено на достижение успеха! – И заметив, с каким вниманием молодой помощник слушает его наставления, добавил: – Учись, Чучанга! Тебе еще не единожды предстоит вести важные переговоры с кем-либо, раз носишь на голове убор из орлиных перьев. – Индеец смущенно потупился, втайне надеясь, что предсказание многоопытного Алеши окажется вещим, а сам Алеша разлил между тем по чашкам остатки рома. – Как бы там ни было, – подвел он итог уходящему дню, – а мустанги с седлами у нас с вами теперь есть. Так давайте же по доброму русскому обычаю еще раз выпьем за столь важное и нужное приобретение!

Собеседники с восторгом откликнулись на его предложение.

Глава 9
Белые пришельцы

Отныне каждый день прямо с утра Воронцов и Чучанга приступали к занятиям с мустангами. Причем стоило обоим выйти из вигвама, как их уже поджидали все молодые воины и подростки селения, держа мустангов под уздцы. Из-за права лично подвести мустангов к вигваму Повелителя Духов между подростками часто возникали ссоры: каждому хотелось выполнить столь ответственное задание самостоятельно.

Когда Чучанга, ко всеобщему ликованию зрителей-тлинкитов, научился наконец легко, едва коснувшись стремени мокасином, взлетать в седло, Алексей Михайлович поставил перед ним новую задачу:

– Пока не научишься ездить на мустанге так же, как воины дакота, об охоте забудь. Ну, разве что для пропитания, – сжалился он.

И Чучанга усердно тренировался. Вдвоем, сопровождаемые лишь верным Кучумом, от которого лошади перестали наконец шарахаться, они выезжали в степь, подальше от любопытных глаз, где и отрабатывали элементы верховой езды. Начав с посадки тела при ходьбе шагом и постепенно освоив легкую рысь и другие виды аллюра, завершили начальное обучение отработкой езды галопом. В достижении поставленной графом цели Чучанга был на редкость вынослив и упорен. Он мог десятки раз подряд отрабатывать один и тот же элемент верховой езды, не выказывая при этом ни малейших признаков недовольства. И когда Воронцов решил, что ученик уже достаточно подготовлен к публичному выступлению, после очередного занятия они на полном скаку влетели в селение и, резко остановив мустангов у своего вигвама, легко и непринужденно соскочили с них.

Фурор был полным! Подростки восторженно запрыгали вокруг лихих наездников, в глазах молодых воинов читались неподдельные восхищение и зависть. Воронцов же, впервые увидев слезы на глазах всегда сдержанного в проявлениях чувств Чучанги, был тронут до глубины души. Он подошел к помощнику, обнял и ободряюще, по-мужски, похлопал по спине. Потом шепнул на ухо: «Молодец, Чучанга, ты успешно сдал экзамен перед соплеменниками». И тот неожиданно благодарно прильнул к нему, преодолев природную индейскую гордость.

* * *

Селение осталось далеко позади, и всадники ехали в глубь степи легкой рысью, не понукая мустангов. Кучум, приноровившись к неспешному ходу лошадей, резво бежал впереди. Небо было чистым, безоблачным, невысокое пока солнце еще не припекало, и над бесконечной степью разливалась бодрящая прохлада.

Неожиданно Кучум замедлил бег, насторожился, а затем метнулся к небольшому пригорку, поросшему довольно высокой травой. Всадники придержали лошадей.

– Может, учуял койотов? [28] – предположил Чучанга, автоматически отвязывая притороченное к седлу ружье.

Алексей Михайлович последовал его примеру. Солнце слепило глаза, мешая рассмотреть, что происходит на востоке, куда неотрывно смотрел Кучум. Всадники подъехали к пригорку, который облюбовал пес, и замерли в ожидании неизвестно кого или чего, положив ружья поперек седел.