Перетянули последний тюк. Караванщик приказал всем отдохнуть. На узкой тропке, повисшей над громадной пропастью, присели два десятка человек, съежившись в комочки, и походили они теперь на ласточек, прилепившихся над бездной. Гюльсене волновалась, но старалась не подавать вида. Ефрема беспокоил Семен. Тот молчал, но видно было, что он едва владеет собой. Многочасовое висение над пропастью, непривычная нехватка воздуха, недавняя смерть товарища вконец вымотали его. Семен широко открытыми глазами постоянно оглядывался вниз, и по бледному его лицу беспрерывно струился пот…
Наконец старый караванщик встал:
– Сейчас по одному, помогайте друг другу. Обвязывайтесь крепче. Не висните на веревке! Идите осторожно, но без робости и не смотрите вниз. Я буду говорить, куда ступать, потому на меня глядите. Ну, Аллах поможет! Тяни, мальчик! – обратился он к Гюльсене, стоявшей впереди всех.
Она потянула свободный конец веревки. Узел легко заскользил по волосяному канату. Гюльсене, обвязалась в пояс, оставила длинный запас каната Семену и, держась за веревочное перильце, прижавшись животом к отвесной стене стала медленно, но уверенно переступать. Ефрем затаил дыхание и перебирал канат, не мигая, следил за движениями девушки. Он весь взмок. Каждый раз, когда ноги Гюльсене начинали дрожать от напряжения, у Ефрема внутри все холодело и обрывалось. Но вот, наконец, она ступила на широкий карниз. Старик развязал ее и удивленно спросил:
– Ловко, юноша, узлы вяжешь, где успел научиться сему в столь юном возрасте?
– Меня такими связывали, когда в невольники продавали, – ответила, тяжело дыша, Гюльсене.
– А сейчас свободен?
– Я выкупил его и взял воспитанником, – вмешался Ефрем.
Он заботливо обнял Гюльсене за плечи, отвел к тюкам и сказал тихо:
– Молчи! Иначе погубишь всех!
– Ну да, ну да… – сказал старик, внимательно зыркнув на них. Сворачивая кольцами веревку, скомандовал:
– Тяните, пусть идет следующий… Видели, как шел мальчишка? Делайте так же, и все будет хорошо!
Следующим шел Семен. Он долго возился с веревкой, дрожащими руками связывал, развязывал, снова перевязывал узлы.
– Семен, – обратился к нему Ефрем, – успокойся, ты же в боях бывал, твоей сабли многие боялись!.. Слышишь?
– Здеся не бой… здеся одна яма!.. Кабы ворог – то дело другое, а тут сгинешь ни за грош…
– Это на каком же наречии ты с ним говоришь? – удивленно спросил караванщик.
Ефрем спохватился: он говорил по-русски. Старику он пояснил на киргизском:
– Это язык далекого племени, рядом с ногаями они живут.
– Ну да, ну да… – снова закивал старик и обратился к Семену. – Ты, батыр, зачем столько узлов навязал? Хватит, хватит, остановись, успокойся и не смотри под ноги. Я буду тебе говорить, а ты только ступай, крепко держись за натянутый канат и смотри на меня… Ну, поставь ногу вперед… Вот так, верно, попробуй ногой твердость… Так, теперь наступи на нее полностью… Вот, вот, спокойно. Подтянись за натянутую веревку, вторую ногу поставь туда, где первая прежде была. Вот так, верно, смотри на меня.
Он говорил спокойно, ровно и пристально глядел на Семена. Тот, как под взглядом удава, будто вовсе сам не свой, стал выполнять команды. Ефрем напряженно застыл над плечом старика, подстраховывая его, держал конец веревки. Старик-караванщик, не отрывая глаз от Семена, шепнул Ефрему:
– Он плохо обвязался и очень боится высоты, будь наготове.
Семен почти уже дошел до спасительного края. Торопясь быстрее отмучиться, он перестал слушаться команд старика, сделал широкий, торопливый шаг к карнизу, почти прыгнул, выпустил веревочные перила и тут же полетел вниз.
– А-а-а-а! – его дикий вопль заполнил огромное пространство ущелья.
– Тяни-и-и! – вслед ему истошно завопил старик, вцепившись в канат.
Они вдвоем с Ефремом натянули изо всех сил канат. Семен повис над пропастью. Караванщик с Ефремом стали подтягивать обмякшего и замолчавшего Семена. Весь караван с ужасом ждал. Семена вытянули на спасительную площадку в глубоком обмороке. Узлы его были действительно нелепы, но именно это и спасло его. Они так запутались от рывка при падении, что старый караванщик долго не мог их распутать.
Наконец Семена освободили от веревок и перетащили к груде тюков. Там Гюльсене с трудом привела его в чувство.
– Где я? – спросил он, туманным взором поводя вокруг.
– Успокойся, – ласково ответила ему Гюльсене, – все хорошо, все уже кончилось.
Семен со вздохом прикрыл глаза. Девушка стала помогать вновь перешедшим пропасть.
Старик не уставал уговаривать и успокаивать людей, делавших последние, страшные шаги. На переход провала караван затратил целый день. Караванщик и Ефрем валились с ног. Гюльсене бросилась к Ефрему, он обмяк у ее колен. Никто не обратил на них внимания. Только старик караванщик открыл глаза, сказал свое «Ну да, ну да» и, тяжело поднявшись, чуть ли не пинками заставлял всех устроиться на ночлег, теплее укрыться.
– Если не хотите замерзнуть здесь – не спите как попало. Укрывайтесь и прижимайтесь ближе друг к другу!
Ефрем с трудом, поднялся и вместе с Гюльсене подошел к Семену. Тот натужно дышал в тяжелом забытьи. Они достали свой нехитрый скарб из общей кучи, закутали в кошму Семена, сами завернулись в одну кошму и вскоре тоже заснули.
Утром, когда Ефрем вылез из-под своего покрывала, почти весь караван уже проснулся. Ефрем сразу же оборотился к Семену. Тот лежал с открытыми глазами. Из приоткрытого рта вырывался с хрипом пар. Взор мутный.
– Ну, как ты? – спросил Ефрем.
– Худо… видать, жила… внутри лопнула. Словно гвоздь в груди…
К ним подошел старик караванщик. Он внимательно посмотрел на Семена, помолчал и сказал Ефрему:
– Твой человек плох, ему нужно лежать. В караване нет свободных рук. Тебе придется его нести, здесь вы погибнете.
– Что значит «погибнете»? – с тревогой спросил Ефрем.
– То и значит, что караван не станет ждать…
– Как, я же помогал им всем переправиться через пропасть, и они бросят меня?..
– Им всем надо спешить. Они теряют деньги с каждым днем задержки… Но ты не волнуйся. Тропа теперь с каждым шагом будет все шире и под гору. Тебе проводник уже и не понадобится. Иди по ней и придешь в Кашкар.
Ефрем молчал. Старик помялся, чувствуя неловкость, потом наклонился к Ефрему и сказал почти на ухо:
– Будь осторожен со своим юношей, уж больно не по-мужски он устроен. – Старик приложил руку к своей груди. – Да и ласки к тебе не скрывает. Иначе погибнете оба. Я давно понял, что это девушка. Прощай, удачи тебе!..
Старый киргиз ушел не сразу. Он помог Ефрему соорудить из кошмы нечто вроде заплечного мешка, в который усадили Семена, а мешок взвалили на спину Ефрему. Гюльсене собрала часть одежды, кошмы, которыми укрывались, золото и деньги в кошельках. Старый караванщик предложил Ефрему распродать все, что тот не мог унести, прямо здесь, в караване. Организовал все быстро и не без выгоды для себя. Наконец караван двинулся в путь. Бывшие бухарские пленники вскоре отстали. Дорога оказалась широкой и быстро сходила вниз.