Мария ласково приложила кончики пальцев к его губам:
– Вам не надо клясться, дон Деметрио. Я верю вам. И потому говорю то, что не говорила никому никогда. ¡Jo te amo! – испанка перевела дыхание, остановилась, как перед прыжком в пропасть. – Возьмите меня с собой… Я хочу быть рядом с вами, где бы вы ни находились… Я готова поехать в Россию! Меня не смущает разница наших вероисповеданий, как смутила она когда-то мою кузину Марию Аргуэлло… Я не хочу потерять вас, как она дона Николаса! Не хочу!
– Но как же ваши родные? – Дмитрий, у которого от неожиданного объяснения кровь прихлынула к лицу, попытался спрятаться от прямого ответа за первым пришедшим в голову вопросом. «Вот оно, счастье! Надо просто кивнуть…»
– Я сама хочу решать свою судьбу. В этом вопросе ни дядя, ни дон Луис мне не указ!
– Но… ваш жених…
– Герера? Он сможет пережить это. В Верхней Калифорнии немало красивых невест… Но почему вы спрашиваете меня о нем? – вдруг встревожилась девушка. Страшная догадка пронзила ее. – Вы… вы не хотите взять меня с собой? Вы не любите меня!
– Я хотел бы… – растерянно опустил руки Завалишин. – Я мечтал бы сделать вас счастливой, сеньорита… Но не могу…
– У вас в России есть невеста… – Девушка сделала шаг в сторону и, резко обернувшись, спросила: – Вы в прошлый раз сказали мне неправду, сеньор?
– Вовсе нет. Я готов поклясться на Библии: на родине меня никто не ждет. Я люблю вас, сеньорита Мария, – лейтенант подался к ней. – Если бы я только мог мечтать о своем благополучии и семейном очаге, то моя избранница во всем походила бы на вас…
– Тогда отчего вы отвергаете меня? Ведь я, забыв про стыд, готова уехать куда угодно… Только скажите «да»…
– Вы дороги мне, сеньорита. Я ни к кому на свете не испытывал тех чувств, какие испытываю к вам… Но… – Лейтенант проглотил комок в горле и сказал упавшим голосом: – Я не могу взять вас с собой… Иначе мне придется отказаться от того дела, которое я полагаю смыслом всей моей жизни и почитаю выше личного счастья.
Теперь краска прилила к щекам Марии Меркадо, но она не сдавалась:
– Разве занятия человека могут помешать любви? Мне трудно это понять. Как несчастный мужчина сможет заниматься каким-то важным делом? Когда у меня на душе горько, все просто валится из рук…
Дмитрий, к которому уже вернулось самообладание, сказал строго и важно:
– Мое призвание не оставляет мне права распоряжаться собой.
– Что это за призвание, дон Деметрио, которое не оставляет человеку возможности быть счастливым?
– Я не могу вам сказать больше, чем сказал, – ответил он. – Вы еще услышите обо мне… – голос лейтенанта неожиданно потеплел. – И тогда вы будете благодарить меня за этот отказ как за честный и мужественный поступок.
«Разве отказаться от любви – это поступок?» – подумала Мария, но промолчала. День померк в ее глазах. Вся дальнейшая жизнь показалась бессмысленной. Ей захотелось поскорее расстаться с лейтенантом, не видеть его больше. Может быть, это когда-то позволит душе забыться и не саднить так, как раны на руках, напомнившие вдруг о себе, когда в сердце погасла надежда…
Больше они ни о чем не говорили. Ни у костра, где сеньорита высушила одежду, ни по дороге к месту встречи с Герерой и кузеном Луисом.
При встрече с женихом сеньорита не выказала никаких эмоций, а двоюродному брату бросилась на шею. Испанцы засыпали ее вопросами, на которые она отвечала нехотя. Когда радость улеглась, оба отряда двинулись в Сан-Франциско. На протяжении всего пути Мария и русский лейтенант не перебросились ни единым словом.
В президии Завалишина уже дожидался вестовой с пакетом от Лазарева. Тот сообщал, что тендер Российско-Американской компании «Волга» намедни встал на якорную стоянку неподалеку от фрегата «Крейсер». «Вам надлежит срочно вернуться на корабль для передачи дел, – писал Михаил Петрович, – после чего перейдете на тендер, коий токмо и ждет попутного ветра, дабы отправиться в Ситку, а после оной в Охотск».
Отказавшись от обеда, лейтенант быстро простился с испанцами. Сеньорита Меркадо сухо раскланялась с ним и ушла в дом, из которого так и не вышла, пока за русскими не закрылись ворота президии.
3
Помпонио схватили, когда он посчитал себя в безопасности. За холмом, похожим на лежащего быка, был залив Большой Соленой Воды. Если идти по берегу до того места, где в залив впадает река, и там при помощи двух вязанок тростника переправиться через нее, то попадешь на земли помо. Там заканчивается власть «твердогрудых».
У подножия холма, в дубовой роще, Помпонио решил отдохнуть. Даже самые сильные воины когда-то устают. Устают и совершают ошибки. Так случилось и с вожаком бушхедеров. Сказалась и ночь, половину которой он вообще не спал, а вторая половина была скомкана беспокойными сновидениями и появлением врагов, и смерть Умуги, и последующие неудачи…
Маниту в этот день отвернулся от Помпонио. Он не дал ему отомстить за сестру, не позволил вернуть амулет, лишил надежды бескровно договориться с черноусым. Разве не Великий Дух помог бледнолицей пленнице сбежать из рудника, где Помпонио оставил ее связанной так крепко, что и могучий воин не смог бы развязать узлы на ремнях? Духи гор не помешали скво найти выход из подземелья, а потом помогли ей встретить бледнолицых, про которых Валенила говорил, что они – друзья его племени.
Помпонио, идя по следам скво, увидел скво и бледнолицых. Да, небесный отец индейцев сегодня не на его стороне. Иначе почему друзья помо помогают его врагам? Он проследил за бледнолицыми до входа в Гиблое ущелье, где те встретились с «твердогрудыми» и вместе с ними отправились по дороге, ведущей в прерию. Помпонио не пошел за ними. Он решил разыскать Валенилу и спросить у хойбу совета, как отомстить за Умугу и вернуть камень духов.
Тропы в этих горах были известны ему. Даже оставшись без мустанга, которого увели с собой «твердогрудые», Помпонио быстро добрался до границы прерии. Там передвигаться оказалось труднее – надо было все время озираться вокруг, чтобы не попасть на глаза дозору «твердогрудых».
Индейцу удалось никем не замеченным добраться до дубовой рощи, когда солнце еще не начало свой послеполуденный путь в страну ночи. В роще было прохладно и тихо. Не заметив нигде чужих следов, индеец прилег на траву и закрыл глаза.
Спал он чутко, и все же инстинкт воина и охотника в этот раз подвел его. Едва индеец открыл глаза, повинуясь тревожному внутреннему голосу, как враги навалились на него и скрутили руки за спиной.
Рассмотреть нападавших Помпонио смог, когда его оторвали от земли и приволокли к предводителю. Индеец увидел уже знакомых ему бледнолицых, о которых Валенила отзывался как о друзьях помо. Но после нынешнего утра трудно сказать, кто они на самом деле…
Однако ни радость, ни удивление, ни испуг – ничто не отразилось на лице Помпонио. Он стоял бесстрастный, словно камень. А вот вожак бледнолицых, тот, за скальп которого черноусый обещал индейцу вернуть амулет, своих чувств не скрывал: