Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера | Страница: 42

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Конечно, я не утверждаю, что все мужчины и все женщины обязаны размножаться. Это было бы нелепо. Это означало бы попрание самой добродетели целомудрия. Христос был девственником. Но у Него ведь было тело мужчины, не так ли? Девственниками оставались и многие святые. Но половые части и у них, думаю, были на месте. Я не собираюсь их порицать. Таких праведников можно сравнить с белейшими хлебами из чистейшей муки, ну, а мы, женщины, – выпечка из грубого ячменя. И все же Марк рассказывает нам, как Христос накормил толпу ячменными хлебами. Я не придира. Я буду исполнять ту роль, что отвел мне Господь. Я буду использовать свое орудие, свое отверстие, свое лоно во имя той благодати, что Он мне завещал. А если я начну ворчать, то Господь никогда меня не простит. Пускай мой муж пользуется этой частью моего тела хоть утром, хоть ночью, когда ему пожелается. Пускай отдает мне долг в любое время суток. Пускай он будет моим должником и рабом. А я буду тревожить его плоть, как там церковники говорят, пока я остаюсь его женой. Мне ведь тоже дана власть над его телом – на всю жизнь. Разве не так? Так говорил апостол Павел. А еще Павел велел мужьям любить жен. Я совершенно с ним согласна…

Тут рассказчицу неожиданно прервал Продавец индульгенций, привставший в седле.

– Сударыня! – воскликнул он. – Клянусь Богом и святым крестом, вы отстаиваете свое мнение как благородный оратор! Я сам как раз надумал жениться – но, слушая вас, я уже начал сомневаться: а стоит ли? Зачем подвергать свою плоть столь тяжким тревогам, как вы выразились? Думаю, мне вовсе не стоит жениться.

– Да вы погодите, – отвечала Ткачиха. – Я ведь даже не приступила к рассказу. Вряд ли это питье придется вам по вкусу. Оно покажется не таким приятным, как эль. Однако выпейте его до дна! Я расскажу вам о несчастье в браке. Я прожила достаточно, чтобы назубок знать этот предмет, – да к тому же кнут-то был в моих руках! Мне ли не знать об этом все, что можно? Хотите ли еще отхлебнуть из моего бочонка? Я вас хорошенько предупредила. Я приведу вам десять различных примеров супружеских бедствий. Может быть, их и больше десятка. Точно не знаю. Есть старая поговорка: «Предупрежден – значит вооружен». Думаю, именно так говорил Птолемей. Проверьте. Это сказано в одной из его книжек.

– Сударыня, – вновь обратился к ней Продавец индульгенций, – начинайте же! Мы изнываем от нетерпения и жаждем вас послушать. Рассказывайте – и никому не давайте пощады. Наставьте нас, молодежь, в своей науке.

– Охотно, – ответила Ткачиха. – Раз уж вы так просите. Но вот что я еще скажу: не принимайте близко к сердцу того, что услышите. Не обижайтесь. Я никого не желаю оскорбить. Я всего лишь хочу всех вас позабавить.

Ну, так приступим. Я вам расскажу всю правду – да поможет мне Бог. Чтоб мне никогда больше не пить ни вина, ни эля, если я вам солгу! Я вам уже говорила, что пережила пятерых мужей. Трое из них были хорошими, а двое – плохими. Хорошие были богатыми стариками. Они были так стары, что едва справлялись со своими мужскими обязанностями. Не всегда оказывались на высоте положения, так сказать. Боже мой, я от смеха не могу удержаться, когда вспоминаю, как они из сил выбивались! Господи, как они потели! Но я ни в грош их не ставила. Раз они отдавали мне свою землю, свое состояние, то обо всем прочем я и не тужила. Подольщаться к ним? Развлекать? Вот еще!

А они так меня любили, что я их любовь принимала как должное. Такова правда жизни. Умная женщина станет подыскивать себе любовника, только когда у нее его нет. Но, раз они у меня уже под каблучком были – а деньжата их у меня в кармане, – то к чему мне было тревожиться и угождать им? Я предпочитала угождать самой себе. Потому-то я заставляла их потрудиться. Сколько ночек они пропыхтели до рассвета, изо всех силенок ублажая меня! А были ли они со мной счастливы? Ну, как вам сказать. Мы бы, конечно, не выиграли призов за семейное блаженство. Я всегда добивалась своего. Но и они в обиде не были. Они всегда привозили мне гостинцы с местной ярмарки. И оставались довольны, когда я с ними ласково разговаривала. Зато, видит Бог, сколько раз я их бранила на чем свет стоит! Как я их пилила! А теперь, жены, слушайте меня внимательно. Всегда будьте хозяйками в своем доме! Если надо, то обвиняйте своих мужей в грехах, которых те не совершали. Вот как надо обращаться с мужьями. Вот что я вам скажу. Женщины куда ловчее мужчин умеют лгать и обманывать. Опытным женам этого и говорить не надо. Они в моих советах не нуждаются. Я обращаюсь к тем, кто попал в беду. Умная жена – коли она знает, чтó делает, – не моргнув глазом, поклянется, что огонь – это вода. А коли кто-нибудь вздумает ее мужу наушничать на нее, она смело назовет наушника лжецом. Она даже служанку заставит поклясться в своей добродетельности. Вот как нужно поступать.

Вот как я в таких случаях разговаривала с мужем:

«Ну ты, старый дурак, что ты мне тут плетешь? Почему это жена соседа всегда так собой довольна? Ей всюду почет, всюду хвала – куда она ни пойдет. А я? А я тут дома должна сидеть! Мне даже на улицу-то выйти не в чем! А ты вечно у соседа торчишь. Неужели она такая красотка? Тебя что, похоть одолела? И вечно-то ты с моей служанкой шепчешься! Господи, муженек! Да застегни ты штаны, старый греховодник! А что, если у меня и правда дружок есть? Тебе-то что? Почему ты вечно ноешь, если я всего на минутку к нему в дом забегаю? Тогда ты домой являешься в стельку пьяным, от тебя винищем за милю разит, да еще принимаешься мне нотации читать о моем поведении. Что за чушь несусветная – эти твои слюнявые рассуждения о проклятии брака! Ты говоришь: когда женишься на бедной, тебе это стоит целого состояния. А если женишься на богатой или на знатной, тебе приходится мириться с ее спесью и капризами. Если она хороша собой, тебе приходится мириться с ее легкомыслием. Да-да, по твоим словам, она всякому способна отдаться. Ее добродетель ни гроша не стоит. Каждый-то к ней вожделеет, и каждому-то она доступна. И, городя всю эту чушь, ты меня глазами сверлишь. Да как ты смеешь?»

Тут я перевожу дух, а потом снова завожусь: «Потом, ты еще берешься болтать о женщинах. Одни увиваются за красотой, другие ухлестывают за их деньгами. Иных мужчин привлекают только телеса. Другим нравится, когда их дамы поют или танцуют, умеют складно говорить или вести себя в обществе. Одним по вкусу тонкие руки и пальцы. Другим – длинные ноги. Ты плачешься, что все эти крепости трудно охранять. Того и гляди, враг переберется через стену и проберется внутрь. „Уродливая женщина пышет страстью к каждому встречному мужчине. – Это ты так утверждаешь. – Она бросается на всякого, высунув язык до земли, и носится, как спаниель, до тех пор, пока не найдет охотника. Не бывает такой невзрачной гусыни, которая бы не нашла гусака по себе. Каждую болячку можно расчесать“. Вот к чему сводится вся твоя „философия“. Вот такие премудрости ты цедишь, когда ложишься в постель. Говоришь, что мужчинам нельзя жениться. Ни один мужчина, если он хочет попасть в рай, даже думать не должен о женитьбе. Ну, старикан! Чтоб тебя гром и молния поразили! Чтоб ты сломал свою древнюю морщинистую шею!

Ты бубнишь мне старинную поговорку: „Мужчина бежит из дома от протекающей крыши, от запаха дыма и от сварливой жены“. Ах ты, старый дурень! Да что ты мелешь? Говоришь, будто женщины тщательно утаивают свои пороки, пока не выйдут замуж. А уж тогда показывают их во всей красе. Вот мнение идиота! Говорят, будто настоящий англичанин оценивает волов и коров, лошадей и борзых, прежде чем покупать их. Он хорошенько испытывает тазы и плошки, табуретки и ложки, чтобы убедиться в их добротности. Да что там – он даже ночные горшки проверяет! Почему же он не прибегает к тем же предосторожностям, выбирая жену? Старый ты олух! Болван ты из болванов! Да как ты смеешь говорить, что мы обнаруживаем свои пороки, только когда выходим замуж?