– Ах да! – радостно воскликнула я, как будто только что припомнив. – Да, действительно. Теперь я вспоминаю. Вы не могли бы рассказать о нем? Если я правильно поняла, Леонид довольно близкий человек для вашей семьи, а между тем мне до сих пор не удалось даже повидаться с ним. Как он отнесся к кончине Владислава? Тоже усмотрел в ней криминальный подтекст?
– Трудно сказать. Я сама уже очень давно не видела Леню. Но, судя по той информации, которая до меня доходит, у него сейчас не самый лучший период. Владислав берег меня, иногда не говорил всего. Он знал, как я отношусь к Лене и, возможно, думал, что, узнав о его проблемах, я тоже начну переживать…
– Вы упоминали о каком-то горе…
– Да, у Лени заболела дочь. Я не знаю, насколько серьезно, но знаю, что она сейчас в больнице, и после того, что он сделал для нашего сына, конечно, не могу спокойно думать об этом.
– Извините, если я касаюсь каких-то интимных семейных тайн, но вы не могли бы хотя бы в общих словах объяснить, о чем идет речь? Что именно сделал Леонид?
– О… это такие тяжелые воспоминания, – проговорила Тамара, и по лицу ее было видно, что ей действительно непросто говорить об этом. – Когда Сереже было пять лет, он серьезно заболел, начались проблемы с легкими. Заболевание прогрессировало, никто не мог помочь, и мы уже стали терять надежду… понимаете… единственный сын… поздний ребенок… Мы с Владиславом больше не надеялись иметь детей, и потерять Сережу для нас означало потерять жизнь. И от всего этого спас нас Леонид. Его самоотверженность. Самоотверженность как отца. У него ведь тоже был сын… А теперь осталась только Нэля. Бедная девочка… когда я думаю об этом, я просто…
Железная Тамара утирала настоящие слезы, забыв и про свои недавние криминальные подозрения, и про пока непонятные мне сегодняшние романтические мечтания. У меня же из всего ее монолога засела в голове только одна фраза.
«Проблемы с легкими, проблемы с легкими», – будто молотом стучало в висок, и я понимала, что и сейчас знаю о своей скрытной клиентке так же мало, как и в самом начале расследования.
В одночасье новых вопросов у меня возникло столько, что я чувствовала, что могу взорваться, но женщина не на шутку расчувствовалась, и я понимала, что прямо сейчас обрушивать на нее весь этот шквал не стоит.
Давно закипел чайник, и я, взяв на себя смелость, разлила кипяток по чашкам.
– Там… в шкафу… пакетики, – хлюпая носом, проговорила Тамара.
Опустив в кипяток треугольнички с заваркой, я подала одну из чашек Тамаре.
Всхлипывая и прихлебывая ароматный кипяток, она постепенно успокаивалась, и вскоре я уже видела, что могу продолжить разговор. Но Тамара сделала это сама.
– Нет… потерять ребенка, это… это немыслимо. Я бы не пережила. Не знаю, как Леня справился. А теперь еще дочь…
– Вы говорили, что он как-то помог вам поставить на ноги сына?
– Да! Именно! Именно поставить на ноги. Вы очень точно выразились сейчас. Сережа жив, совершенно здоров, бегает и резвится, как все дети в его возрасте… И это благодаря самоотверженности Лени. Его неравнодушию, его пониманию… Хотя и мы тоже не остались неблагодарными. Я ведь, кажется, говорила вам, Владислав сошелся с Леонидом на почве коллекционирования. И, в отличие от того же Виктора, например, Леня очень тонкий ценитель. Он очень хорошо разбирается в живописи и никогда не купит абы что только из-за того, что это подлинник. Его страсть – Дюрер. Изумительный мастер! Он прославился своими гравюрами, но, если вы посмотрите на его рисунки, все остальные художественные произведения покажутся вам некачественной, размытой фотографией. Такой точности линий, формы, цвета вы не найдете ни у кого. Обычная зарисовка для ботанической энциклопедии, какая-нибудь травинка, цветок под его кистью превращается в художественный шедевр. А животные? Птицы? Возьмите того же зайца. Говорят, что такую широкую популярность он получил не по праву, что у Дюрера можно найти и более качественные рисунки, но посмотрите на этот без преувеличения портрет. Сколько характера, сколько выразительности. Он – живой. Живой совершенно. Кажется, вот сейчас прямо с листа прыгнет к вам на руки.
– Вы так увлеченно рассказываете об этом. Наверное, вы тоже его поклонница, этого… Дюрера. Дюрер, правильно?
– Да, Альбрехт Дюрер. Но я не могу сказать, что я вообще поклонница живописи. Только потому, что муж занимается… Приходится сталкиваться, смотришь, оцениваешь. По своим склонностям я далека от всяческих абстракций, видимо, поэтому современное искусство мне как-то не близко. Вот Алла… ей нравится.
Тамара, кажется, собиралась сказать еще что-то, видимо, про Эдика, но почему-то не сказала.
– А я люблю, когда все реально, – продолжила она. – Если это человек, так и должен быть человек, а не смешение каких-то фиолетово-коричневых пятен. Если животное, то животное. Так что, когда муж по случаю приобрел несколько работ Дюрера, я, кажется, впервые увидела, что картина может быть не только коммерческим объектом, но и способна приносить настоящее эстетическое удовольствие. Но Владислав приобретал рисунки с целью перепродажи и, надо сказать, продал очень выгодно. У нас оставалась только одна работа, когда Леня узнал об этом. Разумеется, Владиславу было известно, что является главной страстью его лучшего друга, но он не стал предлагать Лене работы как раз именно из-за их цены. Сами понимаете, подлинники такого мастера на улице не валяются, и уж если представился случай, нужно использовать его по полной. Два раза такая удача не выпадает. Владислава интересовала хорошая цена за хорошую вещь, а Леня, даже если бы продал все свое имущество, не смог бы оплатить и один рисунок. Хотя у него очень хорошая коллекция, но большинство экспонатов приобретались все-таки обменами, а не покупкой. В этом, кстати, тоже очень часто ему помогал Владислав. Иногда требовалась доплата, иногда Леня даже приобретал что-то за полную стоимость, в общем, он довольно состоятельный человек… Но чтобы купить подлинник такого мастера, как Дюрер, нужны… несколько иные средства. Поэтому понятно, что муж не особенно распространялся о том, что у него появились новые поступления. Но последний рисунок он повесил в кабинете, вот там же, где висит сейчас Моне, и однажды, придя к нам в гости, Леня увидел его. Разумеется, он сразу начал просить Владислава продать работу. Но муж отказывался, говоря, что приобретал для себя, что ему самому рисунок тоже очень нравится и он никак не планировал его продавать. То есть он старался приводить такие причины отказа, которые не обидели бы Леонида.
– А в действительности причина заключалась только в цене?
– Да, только в этом. Ведь я же уже объяснила вам. Вообще Владислав в тот момент оказался в весьма щекотливом положении. С одной стороны, он не мог продать за треть стоимости действительно классную вещь, а с другой стороны, назвав реальную цену, мог довести до разорения своего лучшего друга. Довольно долго пришлось ему так лавировать – между Сциллой и Харибдой, пока сама жизнь, распорядившись по-своему, не решила эту дилемму. Леонид помог нам поставить на ноги Сережу, и в благодарность Владислав просто подарил ему рисунок, ни словом не упомянув о деньгах. А ведь это – целое состояние.