Book.

Бонч-Бруевич не стал возражать, хотя и имел свое мнение относительно причин назначения Духонина. Он считал, что Алексеев, выдвинув того на свое место, меньше всего думал о служебных достоинствах и военных талантах своего преемника. По мнению Михаила Дмитриевича, дело было в том, что властолюбивый генерал не хотел рекомендовать на должность начальника штаба Ставки решительного и одаренного человека, который бы все повернул по-своему. Другое дело было поставить на этот пост послушного Духонина, через которого можно было бы по своему усмотрению направлять действия Ставки, даже находясь за ее пределами.

Для большей полноты характеристик Духонина остается привести мнение о нем его непосредственного начальника А. Ф. Керенского. В своих мемуарах он писал: «Духонин был широкомыслящий, откровенный и честный человек, далекий от политических дрязг и махинаций. В отличие от некоторых пожилых офицеров он не занимался сетованием и брюзжанием в адрес «новой системы» и отнюдь не идеализировал старую армию. Он не испытывал ужаса перед солдатскими комитетами и правительственными комиссарами, понимая их необходимость. Более того, ежедневные сводки о положении на фронте, которые он составлял в Ставке, носили взвешенный характер и отражали реальное положение вещей. Он никогда не стремился живописать действующую армию в виде шайки безответственных подонков. В нем не было ничего от старого военного чинуши и солдафона. Он принадлежал к тем молодым офицерам, которые переняли искусство побеждать у Суворова и Петра Великого, а это наряду со многим другим означало, что в своих подчиненных они видели не роботов, а прежде всего людей.

Он внес большой вклад в быструю и планомерную реорганизацию армии в соответствии с новыми идеалами. После ряда совещаний в Петрограде и Могилеве, в которых приняли участие не только министр армии и флота, но также главы гражданских ведомств – министры иностранных дел, финансов, связи и продовольствия, – он составил подробный отчет о материальном и политическом положении вооруженных сил. Из отчета следовал один важный вывод: армию следует сократить, реорганизовать и очистить от нелояльных элементов среди офицерского и рядового состава. После этого армия будет в состоянии охранять границы России и, если не предпринимать крупных наступательных операций, защитить ее коренные интересы».

Но сам Николай Николаевич в отношении Керенского имел радикально противоположное мнение. Так, еще в середине октября 1917 года в разговоре с Бонч-Бруевичем он заявил: «Я считаю, что Керенский долго не продержится у власти. И когда это станет очевидным, необходимо как можно скорее включиться в то дело, ради которого Лавр Георгиевич до сих пор торчит в Быхове».

Это были не просто слова, а конкретная программа действий со ставкой на Корнилова, который, по убеждению Духонина, единственный мог спасти фронт от развала, а армию и страну – от гибели.

Октябрьский переворот, совершенный большевиками в Петрограде и Москве, Н. Н. Духониным был расценен как антигосударственный, вредный для народа и армии. Он еще точно не знал, как отреагируют на него войска, но серьезно опасался, что может произойти ослабление, а то и развал фронта. В связи с этим Николай Николаевич решил, что Ставка и сам он лично не имеют право на колебания и ожидание.

Уже на следующий день после падения Зимнего дворца и ареста Временного правительства Духонин разослал всем командующим фронтами телеграмму, в которой писал: «Ставка, комиссарверх и общеармейский комитет разделяют точку зрения правительства и решили всемерно удерживать армию от влияния восставших элементов, оказывая в то же время полную поддержку правительству, во главе которого нужно поставить решительного и авторитетного в войсках человека». Из содержания этой телеграммы видно, что генерал в создавшейся обстановке не считал Керенского достойным руководителем. Его надежды устремляются к Корнилову, объявленному врагом не только Временного правительства, но и демократической революции, единственному, по мнению Духонина, способному на решительные действия. Но приход к власти опального генерала требовал времени и тщательной всесторонней подготовки…

В условиях неудержимо нараставшей анархии в стране и на фронтах прежде всего требовалось сохранить Ставку, как высший и единственный орган военного управления. С этой целью Духонин решил подтянуть наиболее надежные части к Могилеву и к таким стратегически важным узлам, как Смоленск и Орша. 26 октября, ставя задачу командиру 2-й Кубанской дивизии генерал-лейтенанту А. М. Николаеву, он требовал: «Возьмите в свои руки охрану железнодорожного узла и телеграфов. На телеграфе установите цензуру, дабы никакие телеграммы большевиков не проходили в войска». Данный приказ по сути дела стал первой антибольшевистской акцией Ставки и лично Духонина, о которой стало известно в Смольном.

Всю последующую неделю Николай Николаевич с помощью телеграфной и телефонной связи пытался направить наиболее надежные части в Петроград и Москву, где все еще продолжались бои. Надежда возлагалась на ударные батальоны и казачество. 28 октября Духонин телеграфировал на Дон атаману А. М. Каледину: «Не найдете ли возможным направить в Москву для содействия правительственным войскам и подавления большевистского восстания отряд казаков с Дона, который, по усмирении восстания в Москве, мог бы пойти на Петроград для поддержания войск генерала Краснова?»

Первые военные антибольшевистские акции Духонина не увенчались успехом. 2-я Кубанская дивизия, на которую возлагался захват Оршанского железнодорожного узла, придя в город, установила связь с местным военно-революционным комитетом и отказалась повиноваться Ставке. Ее командиру и практически всем офицерам во избежание солдатского самосуда пришлось срочно покинуть Оршу, в которой установилась власть большевиков.

Первоначально не возымело действия и обращение к Каледину. Донской атаман не сразу проникся сознанием той крайности, которая побудила Ставку обратиться к нему с таким запросом. Кроме того, Алексей Максимович всеми силами стремился избежать начала гражданской войны в России и втягивания в нее казачества. Поэтому решение вопроса он вынес на Войсковой круг, который остался глухим к просьбе Духонина. «Посылка казаков противоречит постановлению Круга, – писал в ответной телеграмме Каледин, – и требуется наличие чрезвычайной необходимости для оправдания (такого шага) в глазах казаков». Прочитав телеграмму Каледина, Духонин не мог скрыть досады.

– Неужели они там, в Новочеркасске, не понимают, что сейчас важен не только каждый день, но и каждый час. Не ожидал я такой нерешительности от Алексея Максимовича, для которого, по-видимому, местные интересы стали выше общегосударственных! Хотя не исключено, что он, как многие другие военачальники, в нынешних условиях не волен принимать единоличные решения. Вспомните мои слова, Михаил Константинович, – обратился он к Дитерихсу, – не большевики, а демократия – главный враг России. Она тот главный лозунг, под который большевики могут осуществить любые свои планы.

Еще раз прочитав телеграмму, Николай Николаевич взял карандаш и размашисто написал на ее бланке: «Невидимая дирижерская палочка распространилась и на Дон. Общее решение – ясно!»

Революция пришла в войска.