– Михаил Васильевич, необходима опора на Офицерский союз. Это ваше детище. Становитесь во главе движения…
– Нет, Лавр Георгиевич. Вам, будучи Верховным, это сделать легче…
С того дня, как свидетельствуют очевидцы, началось паломничество в губернский дом в Могилеве представителей Офицерского союза, казачьего Совета и Союза георгиевских кавалеров. Приезжал из Петрограда представитель «Республиканского центра». Прислал гонца и генерал Крымов. Совсем уже недвусмысленной была телеграмма, посланная Корнилову за подписью Родзянко: «Совещание общественных деятелей приветствует Вас, Верховного вождя Русской армии… В грозный час тяжелого испытания вся мыслящая Россия смотрит на вас с надеждой и верой. Да поможет Вам Бог в Вашем великом подвиге на воссоздание могучей армии и спасение России».
24 августа в Ставку приехал Савинков. Он, будучи управляющим делами правительства, познакомил Верховного главнокомандующего с проектами готовившихся законов, сообщил о решении Керенского объявить Петроград и его окрестности на военном положении, попросил от имени правительства, ввиду возможных осложнений, к концу августа подтянуть к Петрограду 3-й конный корпус под командованием генерала Крымова.
– Я готов всемерно поддержать Керенского, если это нужно для блага Отечества, – последовал ответ Корнилова.
Прошло двое суток.
Утром 27 августа в Ставку пришла телеграмма, передающая личное распоряжение Керенского Корнилову сдать дела начальнику штаба и немедленно выехать в Петроград. В газетах появилось сообщение министра-председателя о вооруженном выступлении Корнилова и Крымова. «Генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной думы В. Н. Львова, – заявил Керенский, – с требованием передачи Временным правительством всей полноты военной и гражданской власти, с тем, чтобы по личному усмотрению составить новое правительство для управления страной».
Петроградским генерал-губернатором назначался Б. В. Савинков. Ему ставилась задача «собрать революционные войска для обороны столицы от подхода войск «диктатора» (имелось в виду генерала Корнилова, отказавшегося передать военную власть Керенскому). На следующий день министр-председатель потребовал отмены приказания Ставки о выдвижении корпуса генерала Крымова на Петроград. Корнилов сделать это отказался, решив открыто выступить «с давлением на Временное правительство».
Началась явная междоусобная война. Алексеев как только узнал о происшедшем, покинул загородную дачу и прибыл в Петроград. Здесь царил полный развал власти. Шли непрерывные сборища и совещания, свидетельствующие о подавленности и нерешительности руководителей. Михаил Васильевич лихорадочно искал выхода из образовавшегося кризиса мирным путем.
Ночь на 30 августа послужила поворотным пунктом этого поиска. Получив сообщение о подписании Керенским указа об отчислении от должностей и предании суду «за мятеж генерала Корнилова и старших его сподвижников», генерал Алексеев дал согласие занять должность начальника штаба Верховного главнокомандующего, в права которого вступал Керенский. В два часа ночи состоялся разговор по телефону между Алексеевым и Корниловым. Михаил Васильевич сообщал о принятом «после тяжкой внутренней борьбы на свою седую голову бесчестия» – назначении начальником штаба Керенского, обусловливая это тем, что «переход к новому управлению должен совершиться преемственно и безболезненно», для того чтобы «в корне расшатанный организм армии не испытал еще одного толчка, последствия которого могут быть роковыми…»
Время для этого действительно назрело. Еще до состоявшегося разговора с генералом Лукомским была заготовлена телеграмма Временному правительству. В ней указывалось «на недопустимость перерыва руководства операциями на фронтах и на необходимость немедленного приезда в Ставку генерала Алексеева», который «с одной стороны, мог бы принять на себя руководство по оперативной части, с другой – стал бы лицом, могущим всесторонне осветить обстановку…» Корнилов в этом случае обещал свою лояльность, выдвигая три условия: объявления о создании «сильного и не подверженного влиянию безответственных организаций правительства», прекращения арестов генералов и офицеров, а также распространения воззваний, «порочащих его имя и искажающих действительность».
31 августа в Могилеве было объявлено, что «генерал Алексеев едет из Петрограда в Ставку для ведения с Корниловым от имени Временного правительства переговоров». Глубокой ночью, будучи уже в Витебске, Михаил Васильевич дозвонился наконец до Ставки. Состоялся весьма важный для его окончательного решения разговор с оказавшимся у аппарата генералом А. С. Лукомским.
Алексеев.Циркулирующие сплетни и слухи окутывают нежелательным туманом положение дел, а главное, вызывают недоумение некоторые распоряжения Петрограда, отдаваемые после моего отъезда оттуда и могущие иметь нежелательные последствия. Поэтому прошу ответить мне на два вопроса. Первый – считаете ли вы, что я следую в Могилев с определенным служебным положением или же только для переговоров? Второй вопрос – предполагаете ли вы, что с приемом мною руководства армиями дальнейший ход событий будет определяться прибывающей в Могилев 1 или 2 сентября следственной комиссией под председательством главного военного и морского прокурора?
От ответов на эти вопросы будет зависеть мое собственное решение, так как я не могу допустить себе быть простым свидетелем тех событий, которые подготавливаются распоряжениями и которых безусловно нужно избежать.
Лукомский. Сегодня вечером генерал Корнилов говорил мне, что он смотрит на Вас, как на лицо, предназначенное на должность начальника штаба Верховного главнокомандующего, и предполагал после разговора с Вами, а также ознакомления с рядом документов, дать вам свое окончательное решение…
Я убежден, что ради того, чтобы не прерывать оперативной деятельности и дабы в этом отношении не произошло каких-либо неисправимых несчастий, Вам не будет чиниться никаких препятствий по оперативным распоряжениям…
Алексеев. После тяжелого размышления я вынужден был силой обстоятельств принять назначение во избежание других решений, которые могли бы отразиться на армии. В решении этом я руководствовался только военной обстановкой, не принимая во внимание других соображений. Но теперь возникает вопрос существенной важности: прибыть в Могилев только для оперативной деятельности, при условии, что остальная жизнь армии будет направляться другой волею, невозможно…
Или с прибытием в Могилев я должен стать ответственным распорядителем по всем частям жизни и службы армии, или совсем не должен принимать должности. В этом отношении не могу допустить никакой неясности и недоговоренности, так как это может повлечь за собой непоправимые последствия.
Лукомский. Для получения мне вполне определенного ответа от генерала Корнилова на Ваши вопросы было бы крайне желательно получить от Вас освещение двух вещей: что делается с Крымовым, решено ли направить сюда что-либо для ликвидации кризиса?
Алексеев. Я задержал сегодня свой отъезд, чтобы дождаться приезда генерала Крымова в Петроград. Видел его и разговаривал с ним. На пути видел бригадных командиров Туземной дивизии и читал записку, присланную им от генерала Крымова. Записка говорит об отводе дивизии в район станции Дно и о прибытии начальников дивизий и бригадных командиров в Петроград…