Book.

В очередной приезд в Йокогаму Колчак получил от Дудорова, помимо газет, письмо от Кудашева. Князь сожалел, что адмиралу пришлось выехать из Маньчжурии, но искренне надеялся, что это временный отход «от активной работы воссоединения России и восстановления у нас порядка и власти». Адмирал иногда выезжал в Токио и, как правило, наведывался в посольство Крупенского за последними новостями. В один из таких визитов посольство связало Колчака с английским генералом Ноксом.

Альфред Нокс до конца 1917 года исполнял должность военного атташе в Петрограде, хорошо знал Россию и представителей прежнего русского военного командования. С января 1918 года он руководил русским отделом британского Военного министерства и имел связь с образованным при Министерстве иностранных дел особым комитетом под председательством бывшего русского посла в Лондоне Набокова. Комитет проводил работу по набору добровольцев из русских эмигрантов в белогвардейские части. На русском Дальнем Востоке он имел полномочия от английского Военного министерства установить связь с союзными войсками в Сибири и способствовать подготовке там белогвардейских формирований.

При встрече с Колчаком английский генерал откровенно обозначил свою позицию в «русском вопросе». Он критиковал «экономическую» интервенционистскую политику американцев, высказался за оттеснение их с арены борьбы «за интересы России», раскрыл тайный замысел Японии оккупировать своими войсками русский Дальний Восток с намерением вести дальнейшую антисоветскую военную кампанию. Александру Васильевичу было предложено письменно изложить свою оценку сложившейся обстановки. Его записка – план действий – полностью удовлетворила Нокса. В своем докладе в Лондон он аттестовал адмирала как самого подходящего из русских высших офицеров «для осуществления наших целей на Дальнем Востоке».

Александр Васильевич понимал, однако, что он – лицо нежелательное для японцев ни в Японии, ни вообще на Дальнем Востоке. Поэтому он решил продвигаться на Юг России, к генералу Алексееву – верховному руководителю Добровольческой армии, члену «триумвирата «Донского гражданского совета». С Михаилом Васильевичем он близко сошелся еще во время своего командования Черноморским флотом. Тогда генерал от инфантерии Алексеев приезжал в Крым для кратковременного курортного лечения, где с ним и встречался командующий флотом. Колчак надеялся также встретиться в Севастополе и со своей семьей.

Генерал Д. Л. Хорват с офицерами иностранных государств.

Нокс предложил адмиралу выехать из Японии вместе. Колчак принял предложение, и они оба в середине сентября направились из Токио во Владивосток. Тимирева же оставалась на неопределенное время в Йокогаме. Нетрудно представить трагизм положения, в котором оказалась молодая женщина, совершенно не приспособленная к самостоятельной одинокой жизни, да еще в азиатской стране с чуждыми ей языком, порядками и нравами.

После отбытия в неизвестность своего возлюбленного она вернулась в Атами и уже оттуда послала ему письмо во Владивосток. «Милый, дорогой мой Александр Васильевич, вот я и в Атами. Вечер темный и сверху сыплется что-то, а море шумит как-то мрачно… Сижу одна, читать Dymaspera как-то мне не хочется; что мне делать? Поставила с горя на столик добрый иконостас от Ваших фотографий и вот снова Вам пишу – испытанное средство против… чрезмерной мрачности <…> Завтра утром Вы во Владивостоке. Милый мой, дорогой, я знаю, Вам очень тяжело будет теперь и трудно. Голубчик мой милый, до свидания пока. Пусть Господь Вас хранит всегда на всех путях, я же думаю о Вас и жду дня, когда увижу и поцелую Вас».

Переход морем из Японии во Владивосток Колчак совершал в компании генерала Нокса и французского посла Реньо. Беседы их были как общими, так и двухсторонними, проходили либо в пустующей кают-компании, либо в каютах собеседников. Французский посол, с которым адмирал познакомился еще в Токио, был стар и плохо говорил по-русски. Поэтому при общем разговоре на русском языке Реньо пользовался услугами переводчика, Пешкова, приемного сына Максима Горького, родного брата Я. М. Свердлова, лейтенанта, впоследствии генерала французской армии. В двухсторонней же беседе с Колчаком посол обходился без переводчика, так как русский собеседник прилично владел французским.

Оставаясь наедине с собой в маленькой пароходной каюте, Колчак мыслями был уже в России. Свое будущее он связывал с боевой работой под непосредственным руководством главкома Алексеева, военный опыт которого ценил особо. Но честолюбца не покидала вера и в собственное высокое предназначение. И к тому имелись определенные основания.

Тайные осведомители передавали ему, что находящиеся в подполье в Советской России крупные, накапливающие силы политические организации планы вооруженной борьбы с большевиками связывают с именами Алексеева и Колчака. На память пришло и письмо князя Кудашева, надеявшегося на то, что адмирал только временно отошел «от активной работы воссоздания России». А один преданный ему офицер (капитан А. Апушкин) несколько раньше сообщал из Владивостока: «…О Вас самые разнообразные слухи, говорят о скором Вашем прибытии как главнокомандующего всеми силами…». Такие слухи вызывали улыбку у Колчака, но то, что его помнят и даже ценят, было ему приятно.

А. В. Колчак в форме начальника охраны Китайско-Восточной железной дороги. Фото с акварели художника А Соколова.

Во Владивостоке Ноксу и Реньо их военные соотечественники, представители русской местной администрации и чешского командования устроили торжественную встречу. Особые почести русские чины воздали английскому генералу. О его прибытии и об оказании ему достойной встречи телеграфировал во Владивосток находившийся в Токио член Временного правительства автономной Сибири А. Петров. Колчак же на владивостокский причал сошел как неприметное частное лицо в партикулярной одежде. Город поразил его разноязычием и интернациональной пестротой экипировки солдат, матросов и офицеров.

Во Владивостоке Александр Васильевич постарался хотя бы в общих чертах составить представление об омском Временном Сибирском правительстве. Как он выяснил, оно образовалось из группы оставшихся в Сибири (не удравших с «дерберовским» правительством) эсеров и группы лиц кадетско-монархической ориентации. Такой симбиоз находил объяснение. Эсеры нуждались в поддержке военной силой, которая была на стороне «правой» части правительства. Та, в свою очередь, не могла не считаться с популярностью в народе и у чехов (позже и у союзников) эсеровской партии, представляющей пока единственную политическую союзницу правых кругов.

Таким образом, Временное Сибирское правительство представляло собой компромиссную коалицию мелкобуржуазной демократии и буржуазно-помещичьей реакции. Равновесие между двумя группировками правительства поддерживал его председатель, омский адвокат П. В. Вологодский, бывший член II Государственной Думы, человек неопределенной партийной принадлежности. В дальнейшем, как понял Колчак, не исключались взаимоотношения как с этим, так и с другими временными контрреволюционными правительствами России, поскольку в Уфе с 8 сентября проходило Государственное совещание с целью создания «временной общероссийской власти». Однако главный делегат на это совещание от Временного Сибирского правительства Вологодский отправился не в Уфу, а во Владивосток. Омский премьер считал более важным добиться поддержки своего правительства союзными державами и установить на Дальнем Востоке вместо враждующих там двух правительств одно – управляемое из Омска.