Book.

Было известно, что Екатеринодар после ухода добровольцев переживал тяжелые времена. 1 марта в город вошли «красные» войска Сорокина, и там начались неслыханные бесчинства, грабежи и расстрелы. Каждый военный начальник, каждый отдельный красногвардеец имел власть над жизнью «кадет и буржуев». Все тюрьмы, казармы, общественные здания были переполнены арестованными, заподозренными «в сочувствии кадетам». В каждой воинской части действовал свой «военно-революционный суд», выносивший смертные приговоры, которые, как правило, приводились в исполнение немедленно.

Под вечер генерал Корнилов получил донесение, что войска правого крыла под командованием полковника Писарева (Партизанский полк, пластуны и подошедший батальон кубанского стрелкового полка) овладели предместьем города с кожевенным заводом. Не поступало сведений от Эрдели. Это вызывало определенную тревогу. Но в целом настроение было приподнятое. Никто не сомневался в том, что Екатеринодар падет. Корнилов хотел уже перейти на ночлег в предместье. Ему делать это отсоветовали. Работники штаба разместились на ферме в единственном маленьком домике, имевшем четыре комнаты, кажд ая площадью не более шести квадратных метров.

На рассвете их разбудили разрывы артиллерийских снарядов. Месторасположение штаба было выбрано неудачно. Роща и постройки с белыми стенами в открытом поле, в центре расположения отряда, были превосходной мишенью для артиллерии противоборствующей стороны. Начальник штаба Романовский предложил командующему переместить командный пункт в более безопасное место. Но Корнилов не принял это предложение, он пренебрегал опасностью и штаб остался на прежнем месте, приступив к уточнению данных об обстановке.

Оказалось, что войска под командованием Писарева и Неженцева не смогли развить достигнутый успех. Лишь у Эрдели дела шли более или менее успешно. Конница заняла северное предместье Екатеринодара, пересекла железную дорогу и направилась к большой и многолюдной станице Пашковской, враждебно настроенной к советской власти. Возможное восстание в ближайшем тылу Екатеринодарского гарнизона (в десяти верстах к востоку от города) сулило благоприятные перспективы.

Корнилов принял решение начать штурм в 18 часов 30 минут, добившись тем самым внезапности наступления. Первыми атаковали противника подразделения Кубанского полка. Когда известие об этом дошло до левого фланга, Неженцев отдал приказ начать наступление. С кургана он видел, как цепь поднялась и опять залегла. Пришла пора пустить в дело «последний резерв». Неженцев сошел с холма, перебежал овраг, личным примером поднял цепи и вдруг упал. Пуля ударила в голову. Поднялся, сделал несколько шагов и вновь упал, сраженный наповал второй пулей. В бою был ранен и помощник Неженцева полковник Индейкин, убит командир Партизанского батальона капитан Курочкин.

На похоронах М. О. Неженцева.

Перемешанные цепи корниловцев и елисаветинских казаков отошли. К роковому холму подходил последний резерв – 2-й батальон, переброшенный с правого фланга. Генерал Казанович с перевязанной рукой, превозмогая боль, повел его в атаку. Под плотным огнем, увлекая с собой елисаветинцев, он опрокинул передовые цепи красноармейцев и уже в темноте, преследуя отходящего противника, приблизился к городу. К этому времени бригада Маркова закрепилась в районе артиллерийских казарм, Корниловский полк занял прежнее положение, конница Эрдели отошла к северному предместью Екатеринодара.

Корнилов очень тяжело переживал известие о гибели Неженцева. Стал угрюм и задумчив. Днем следующего дня к штабу на повозке подвезли тело Неженцева. Корнилов склонился над ним. Долго с глубокой тоской смотрел в лицо. Потом перекрестил и поцеловал его, прощаясь, как с любимым сыном.

30 марта генерал Корнилов собрал военный совет – впервые после Ольгинской. На этот шаг его побудило не столько желание выслушать мнения начальников относительно плана военных действий, сколько надежда вселить в них убеждение в необходимости решительного штурма Екатеринодара. В тесной комнатке Корнилова собрались генералы Алексеев, Романовский, Марков, Богаевский, Деникин, кубанский атаман полковник Филимонов. В ходе обмена мнениями выяснилось, что армия уже потеряла около тысячи убитыми и ранеными. Части перемешаны, до крайности утомлены физически и морально. Офицерский полк еще сохранился. Кубанский стрелковый сильно потрепан, из Партизанского полка осталось не более трехсот штыков. Еще меньше осталось людей в Корниловском полку, в командование которым вступил полковник Кутепов. Часть казаков расходилась по станицам. Снарядов и патронов мало. Число раненых в лазарете перевалило за полторы тысячи человек.

Настроение участников совещания было подавленным. Подводя итоги, Корнилов глухим голосом, но резко и отчетливо заявил, что, несмотря на тяжелое положение, не видит другого выхода, как на рассвете атаковать Екатеринодар. Спросил мнение присутствующих. Все генералы, кроме Алексеева, не поддержали командующего. Наступило тяжелое молчание. Его прервал Алексеев, предложив отложить штурм на сутки, которые позволили бы войскам несколько отдохнуть и произвести перегруппировку. Была еще надежда получить пополнение от станичников. Такое решение, конечно же, не сулило существенных выгод. Отдаляя решительный час, оно лишь несколько ослабляло психологическую напряженность.

Корнилов вынужден был согласиться штурмовать Екатеринодар на рассвете 1 апреля. Участники совета разошлись мрачные. Люди, близкие к Маркову, рассказывали потом, что, вернувшись в свой штаб, он сказал: «Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Если и не возьмем этот город, то погибнем с честью».

Вечером Корнилов вызвал генерала Казановича. Разговор был прямой.

– Думаю повторить атаку города всеми силами, – сказал Лавр Георгиевич. – Ваш полк будет у меня в резерве. Я двину его в решительную минуту. Что вы на это скажете?

Казанович несколько уклончиво ответил, что он уверен в успехе атаки, если Корнилов лично будет руководить ею…

Наступило 31 марта. В восьмом часу утра генерал Корнилов находился в своей комнате. В тот момент, когда в дверях появился адъютант подпоручик Долинский, раздался взрыв артиллерийского снаряда. Этот снаряд, пробивший стену мазанки возле окна, ударился об пол под столом, за которым сидел командующий. Силой взрыва Корнилова подбросило кверху и ударило о печку, адъютанта отшвырнуло в сторону.

Через несколько мгновений в комнату вбежал находившийся неподалеку генерал Казанович. Комната была наполнена дымом. На полу лежал генерал Корнилов, покрытый обломками штукатурки и пылью. Он еще дышал. Кровь сочилась из небольшой ранки в виске и текла из пробитого правого бедра.

Л. Г. Корнилов на смертном одре.

Несколько офицеров, положив генерала на носилки, принесли Лавра Георгиевича в комнату заместителя командующего армией генерала А. И. Деникина. Лавр Георгиевич лежал на носилках неподвижно. Дыхание становилось все тише, тише, пока окончательно не угасло. Сдерживая рыдания, Антон Иванович приник к холодеющей руке почившего. Позже А. И. Деникин вспоминал: «Скрыть смерть командующего Добровольческой армии от личного состава до вечера не удалось. Узнав, люди плакали навзрыд, словно вместе с ним умерла сама идея борьбы, вера в победу, Надежда на спасение. В сердца добровольцев начали закрадываться страх и мучительное сомнение».