Неудачный исход контрудара был также обусловлен и переходом в наступление против 69-й армии танкового корпуса СС. Его главные силы, завершив перегруппировку из района Харькова, с утра 18 марта нанесли мощный удар по соединениям армии и повели наступление на трех направлениях, одновременно обходя армию с правого фланга. Всего в сражение было введено до 125 танков. В своем отчете генерал Голиков эти события отразил следующим образом: «Противник к утру 18 марта, подтянув свежие силы и пополнив свои части горючим и боеприпасами, возобновил атаки на всем фронте армии и к 11–12 часам прорвал фронт 183-й стрелковой дивизии и отбросил ее к Зиборовке. Его танки устремились к Масловой Пристани, но западнее Топлинки были задержаны огнем двух батарей армейского полка противовоздушной обороны.
В это же время танки и мотопехота при поддержке авиации прорвались на участке 340-й и 270-й стрелковых дивизий и устремились к Белгороду. Несколько позже начали атаку танки, бывшие в Большом Должике, Борисовке и Томаровке.
Таким образом, войска армии оказались разрезанными и разобщенными между собой и начали отход на Северский Донец, в полосах ранее нарезанных командармом, кроме 270-й и 167-й стрелковых дивизий, которые выходили на север в направлении Болховца и Ячневого-Колодезя.
Как только по обстановке стало ясно, что на промежуточном рубеже удержать противника нельзя и что он уже прорвал фронт, командарм принял решение отвести войска за Северский Донец и наметил рубежи обороны. Было направлено около 20 командиров штаба навстречу отходившим дивизиям, и к утру 19 марта они были выведены на рубежи обороны» [361] . Следует сказать, что эти «рубежи обороны» не касались Белгорода, так как 18 марта он был захвачен дивизиями танкового корпуса СС.
Таким образом, боевые действия Воронежского фронта и его армий в оперативной глубине характеризовались, прежде всего, их вынужденным отходом под воздействием ударов противника на промежуточные рубежи и созданием обороны на них в короткие сроки. В условиях, когда командующему войсками и штабу фронта не удалось восстановить нарушенный с началом операции фронт обороны и закрыть имевшиеся в оперативном построении бреши, оборона армейских объединений на них носила очаговый характер. Переходя к обороне на промежуточных рубежах в широких полосах, в условиях активного воздействия немецких войск, они не имели времени и необходимого количества сил и средств для организации устойчивой обороны. В результате занимаемые в глубине оборонительные рубежи преодолевались противником, как правило, с ходу, а его наступление развивалось в высоком темпе.
После овладения танковым корпусом СС Белгородом и отхода 69-й армии за Северский Донец части дивизии «Великая Германия» продолжали теснить соединения 40-й армии в северном и северо-восточном направлениях с целью создания условий для продолжения наступления теперь уже на Курск. Сплошного фронта обороны в полосе армии не было, управление войсками – нарушено. 20 марта начальник штаба фронта генерал-майор Пилипенко докладывал Ф.И. Голикову: «Связи с Москаленко не имею. Самолеты не возвратились… Директиву вашу на 17.00 Москаленко не получил ни самолетом, ни шифром… Рация на вызовы не отвечает.
С Казаковым связь самолетами, офицерами. Констатируются факты отсутствия управления войсками, разбросанности штаба армии и полное незнание обстановки…» [362]
В это время на Воронежском фронте находились уже два представителя Ставки: в дополнение к А.М. Василевскому сюда же прибыл по указанию Верховного Главнокомандующего Г.К. Жуков. В их донесении Сталину от 20 марта речь о разгроме «харьковской группировки противника», как это было ранее, уже не шла: «Докладываем обстановку у Филиппова (Голиков. – Авт.) к исходу 19.3.1943 г.
Личным посещением войск 19.3 установили, что 18.3 Белгородом противник овладел не с запада, со стороны Борисовки, как об этом доносилось, а ударом с юга через армию Казакова. В течение сегодняшнего дня противник свои усилия направлял со стороны Борисовки на Томаровку и в 18.00 овладел Томаровкой, Мощеное. На остальных направлениях ограничивался действиями мелких отрядов и вел огневой бой.
Войска Филиппова, выполняя приказ, организуют оборону на указанных во вчерашнем донесении рубежах…
До сих пор скверно с управлением, особенно у Казакова. Казаков фактически войсками не управляет, а о двух дивизиях (340-й и 107-й) совершенно не имеет данных…
Войска всех армий фронта в результате длительных непрерывных боев сильно истощены, малочисленны и не имеют артиллерии, минометов, ПТР и станковых пулеметов…
Войска армий Катукова и Шумилова по-прежнему поступают весьма медленно» [363] .
В это время в разрыв в оперативном построении между 40-й и 69-й армиями стали прибывать соединения 21-й армии генерал-лейтенанта И.М. Чистякова. Ее передовая 52-я гвардейская стрелковая дивизия в ходе тяжелых боев на обоянском направлении остановила части дивизии СС «Мертвая голова» и обеспечила сосредоточение и развертывание главных сил армии на указанном рубеже. Представление об этом бое дает донесение Василевского: «Личным выездом в 52-ю гвардейскую стрелковую дивизию установил, что 20.3 из Белгорода вдоль шоссе на Обоянь противник наступал силами 45 танков, 15 бронемашин и до двух батальонов мотопехоты, но, встретив организованный огонь обороны 52-й дивизии и потеряв 13 танков и 5 бронемашин, отошел в район Оскочное, оставив перед передним краем обороны 87 трупов. По сведениям местных жителей, противник с поля боя всю ночь вывозил трупы и подбитые танки. Очень хорошо накрыли мотопехоту противника наши РС» [364] .
После этого прорвать оборону 21-й армии танковый корпус СС был уже не в силах. Но и 21-я армия, в отличие от первоначальных планов ее применения – нанести совместно с 1-й танковой армией удар и разгромить противника, осталась после отражения его затухающих ударов на занимаемых рубежах. В своих послевоенных мемуарах Чистяков объяснил такое изменение в планах следующим образом: «Когда после войны я учился на Высших академических курсах Академии Генерального штаба, меня спрашивали, если речь заходила об этом случае: «Почему вы не стали развивать успех, не пошли на встречное сражение?»
В принципе вопрос был поставлен правильно. Можно было пойти на встречное сражение. Но мы считали тогда, что этот шаг неразумен, поскольку не знали хорошо противника, где он, какими силами располагает, да и где соседи справа и слева, тоже не знали. Они не раз отходили. К тому же наша армия во время скоростного марша сильно растянулась, и за такой короткий срок организовать взаимодействие с авиацией, с соседями и даже внутри армии мы не смогли бы.
Надо учесть также и то, что здесь была всего одна дорога, а наступать по целине было нельзя – кругом лежал очень глубокий снег. Артиллерию на конной тяге по такому снегу вряд ли можно было быстро выдвинуть на огневые позиции, да и пехоте по нему двигаться тяжело. У противника к этому времени, наоборот, имелось много моторизованных частей, танков; это давало ему большие преимущества в тех условиях.