Журналистка промычала что-то сквозь платок.
– Простите, что? – Снова обратившись к английскому языку, переспросил Клюев.
– Он меня любит… – пролепетала девушка.
– Так это ж хорошо.
– Вы не понимаете… – снова полились слезы. – Он любит меня, но ни за что не бросит его!
– Кого? – Опешил Клюев.
– Как будто ему разум затуманили… Это неправильно. Он сказал, что не оставит хозяина, что ему жизнью обязан, и слово его закон… Это ведь как рабство! Как будто… вдруг это секта? Этот страшный человек что-то с ним сделал! Невозможно же так подчинить чужую волю, если только тут не замешано что-то ужасное! Противоестественное. Он его словно за марионетку держит!
– Да кто «он»? – Запутавшись в речах девицы, перемежающихся рыданиями, Карл Поликарпович против воли брякнул: – Кто – Жак?
– Да при чем тут Жак! – Рассердилась девица. – Я говорю о мистере Джейкобе!
Медленно, будто шестеренки в мозгу проржавели и отказывались крутиться, Клюев перевел для себя: Джейкоб – Яков.
– Вы что-то путаете… – Успокаивающим тоном произнес фабрикант. – Вот, выпейте чаю… – Расторопный официант, едва увидел, что к посетителю присоединилась дама, тут же выставил второй прибор и обновил напиток, и Клюев поспешил налить мисс Кромби полную чашку. По своему, хоть и небогатому, опыту общения с англичанами он знал, что у них «tea» решает почти все проблемы. Глядя, как заплаканная барышня схватила чашку, словно утопающий – спасательный круг, он окончательно в этом уверился. – Сейчас попьете горяченького, успокоитесь, и все мне расскажете. Ну… – спустя минуту обратился он к Джилл. – Что там у вас стряслось с мистером Ремси?
Мисс Кромби долго смотрела в стол, а затем, еле двигая губами, тихо начала говорить.
– Я пришла к Адаму. Нам надо было обсудить… то есть, понимаете, я больше не могла так – я хотела знать точно.
– Понимаю. – Сказал Клюев, хотя, наоборот, пока объяснения девицы ничего не проясняли, и отличались от того, что он слышал ранее, лишь отсутствием всхлипов.
– Если бы он сказал, что более не чувствует ко мне ничего более дружеского участия, мне было бы даже легче. Но он сказал… Он сказал, что любит меня больше жизни, что не мыслит существования своего хотя бы без осознания того, что я где-то в этом мире… Но он не может быть со мной, потому что всецело принадлежит мистеру Шварцу. Чем подобное можно объяснить?
– Например тем, что Адам имеет некие обязательства перед Яко… мистером Джейкобом, и, как настоящий джентльмен, не может позволить девушке, которую любит, связать с ним свою жизнь до тех пор, пока он обязательств этих не выполнит, – сказал Клюев и почувствовал, что вспотел, составляя такую длинную и заковыристую фразу на чужом языке. – Я так понимаю, что мистер Шварц Адама вырастил, воспитал, дал образование…
– Это все так, – кивнула Джилл и, все еще не поднимая глаз, отщипнула кусочек булки, которую Карл Поликарпович ей подвинул. – И в таких случаях принято вернуть долг своему благодетелю, а потом уже жениться, это правда, но… Дело не в этом. То, как именно он говорил… Будто он совершенно, совершенно не властен над своей судьбой или даже… точно знает, что ему недолго осталось жить.
– Вот это простите, мисс Кромби, ерунда. Никто из людей не знает, сколько ему отмеряно. Возможно, Адам просто слишком серьезно воспринимает свои обязательства, и винить его за это нельзя, а вы просто расстроились и придумали невесть что… Вы поставьте себя на его место. Вы, вижу, девушка добрая – дайте парню – как это? «подышать»? – продохнуть. Потерпите немного, он послужит у Якова, а как с долгом своим разберется, так и свадьбу сыграете.
Джилл шмыгнула носом и посмотрела на Клюева с надеждой.
– Ну вот, – обрадовался тот, – и разобрались. Вы, главное, не спешите. И не давите на него, а то бедный парень пополам разрывается. Любит, сказал? И чудесно.
– Чудесно… – повторила Джилл. – Он сказал, что надо дождаться окончания проекта. Может, он имел в виду… Мистер Клюев, вы, похоже, правы, а я непозволительно раскисла. Это ведь ясно, как день. – Девушка явно воспряла духом. – Правильно, он сказал «все закончится вместе с проектом Шварца», это значит, что он более не будет ничем обязан хозяину, и сможет…
Мисс Кромби вскочила и порывисто обняла фабриканта.
– Спасибо, спасибо, мистер Клюев! Я была такой глупой, как же я сама не сообразила!
Неловко приобняв девушку за спину, Карл Поликарпович добродушно усмехнулся в усы: еще, казалось бы, совсем недавно и он так же мучился, ночей не спал. Ходил под окна к Настасье Львовне, дышал сиренью, что цвела у ее дома, даже стихи порывался писать. А, увидев ее однажды со столичным хлыщом, решил, что уедет его зазноба в Санкт-Петербург, поминай как звали, – надумал сначала топиться, а потом плюнул на все и заявился ко Льву Игнатьичу, изрядно выпив для храбрости, дочерней руки просить, стараясь успеть поперек франта. Который оказался ее двоюродным братом. Так что Клюев сейчас хорошо понимал, отчего эта барышня себе такие ужасы надумала. Современная молодежь – она такая, ей все подавай прямо сейчас.
– Ну-ну, полноте. – Карл Поликарпович похлопал девушку по спине и, когда она отстранилась, подмигнул. – Пригласите на свадьбу?
– Конечно. – Мисс Кромби утерла слезы и протянула ему скомканный, влажный платок. – Еще раз спасибо. Простите, что смутила вас своим поведением…
Она уселась напротив и уже спокойно, с видимым удовольствием принялась допивать чай. Затем вдруг, словно спохватившись, подняла взгляд, полный смутного непонимания, на фабриканта:
– Скажите, мистер Клюев, а почему, когда я сказала, что «Он» Адама не отпустит, вы предположили, что это Жак?
– Ну… – Дернул же черт за язык, подумалось Карлу Поликарповичу. – Я… в общем, не нравится он мне.
– Но Жак и сам служит у мистера Шварца. Он не более свободен, чем Адам, насколько я могу судить. Видимо, тоже чем-то сильно ему обязан… Я понимаю, что ошибалась насчет Адама и его намерений, но ведь мистер Шварц действительно будто бы… привязал их чем-то. Он мсье Жаком помыкает, а тот молчит…
Тут уж Клюев не вытерпел.
– Вы на Якова не наговаривайте, будьте любезны. Этот ваш «страдалец» Жак еще тот негодяй и темная личность, и кто кого в кулаке держит, я б еще три раза подумал.
– Я бы назвала мсье Мозетти человеком вероятно распущенным и слишком уж нахальным, но «негодяем»? Что он такого сотворил? Может, оступился, нарушил закон, и теперь мистер Шварц его этим шантажирует, при себе держит?
– Шанта… мисс Кромби, это слишком. Яков и мухи не обидит!
Девушка поджала губы и уже воинственно, а не потерянно, откусила от булочки. Услышав про муху, приподняла бровь, но догадалась, что это русская идиома.
– Мистер Шварц весьма жесткий человек. – Заявила она непререкаемым тоном. – И при этом умеет влиять на умы людей вокруг так, что они и не замечают, как он ими помыкает. – Затем, словно бы озвучила непривычные для себя, до этого момента лишь начавшие формироваться мысли, Джилл умолкла на секунду и добавила: – А ведь правда. Я до этого не задумывалась, насколько он умеет затуманить разум. В свой первый к ним визит я вообще чуть не заснула.