Даже умнейший Радек не понял и начал писать о «руке гестапо», убившей верного сталинца…
Хозяину приходится прямо указать Ягоде дальнейшее направление главного удара.
Впоследствии преемник Ягоды Николай Ежов на пленуме ЦК в 1937 году рассказал об этих днях: «Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева (руководителя комсомола. — Э.Р.) и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев»… Я должен сказать, что в это не верили чекисты».
Ягода не понял — и следует раздраженный окрик. Как поведал все тот же Ежов, Хозяин позвонил Ягоде и предупредил непонимающего слугу: «Смотрите, морду набьем».
Ягода оказался старомоден. Хозяин сознает: он не сможет преодолеть пиетет перед ленинской гвардией, поэтому и подключает к нему Ежова.
Молотов: «Ежов — дореволюционный большевик, рабочий, ни в каких оппозициях не был, несколько лет секретарь ЦК, хорошая репутация».
В секретном деле 510, хранящемся в бывшем Архиве КГБ, есть биография этого «человека с хорошей репутацией»: «Из анкеты Ежова Николая Ивановича. Родился 1 мая 1895 года. Местожительство — Москва, Кремль. Социальное происхождение — рабочий. Образование — незаконченное низшее. В 1919 году был судим военным трибуналом и осужден к 1 году тюремного заключения».
Хозяин увидел его в Сибири во время своей поездки за хлебом, после чего в 1928 году забрал Ежова в ЦК.
В начале 30-х годов он уже заведует отделом кадров ЦК. На XVII съезде Хозяин передвигает его в верхи партии. Ежова избирают в ЦК, он становится заместителем председателя Центральной Контрольной комиссии, а в 1935 году ее председателем и секретарем ЦК.
Ежов — типичный выдвиженец этого периода, полуграмотный, послушный и работоспособный. Темное прошлое заставляет его быть особенно ретивым. И главное — он сделал карьеру уже после того, как вожди Октября повержены. Ягода еще недавно служил партии, а теперь Сталину.
Ежов служит только Сталину. Он сможет провести в жизнь вторую половину замысла Хозяина. Для него нет табу.
Впоследствии в разгар террора на тысячах плакатов Ежова будут изображать в виде исполина, в руках которого корчатся и издыхают враги народа. «Батыр Ежов» — так назовут его в своих стихах поэты восточных советских республик.
На самом деле «богатырь» был крохотным человечком, почти карликом, с тихим голосом. И в этом был некий символ.
Как и Жданов, Маленков и все последующие, кого Хозяин будет теперь призывать к вершинам власти, Ежов — всего лишь миф, псевдоним Хозяина, жалкая кукла, выполняющая его приказы и исчезающая со сцены по мановению его руки.
Все придумывает, решает только он — Хозяин.
Продолжение революции
Пока Ежов учится, входит в курс дела, надзирая за Ягодой, толкая его вперед, Хозяин вбивает сюжет своего триллера в головы ближайшего окружения: «На второй день после убийства Сталин вызвал всех и объявил: убийца Николаев является зиновьевцем», — вспоминал потом Бухарин. Молотову объяснять не пришлось — он тотчас понял грандиозность замысла.
Молотов: «До 1937 года мы все время жили с оппозицией. После… уже никаких оппозиционных групп! Сталин взял на себя все это трудное дело, но мы помогали. Сталин хотел, чтобы 1937 год стал продолжением революции… в сложной международной обстановке».
Да, продолжение революции: вожди разложились, обуржуазились, переродились, надо вернуться к идеалам, открыв огонь по обанкротившимся штабам. Особенно это важно теперь, из-за угроз Гитлера… Итак, для партии — продолжение революции, а для беспартийных?
Окончание революции, уничтожение ленинской партии, с которой связаны у народа Октябрь и Красный террор.
Уже в день убийства Кирова он диктует постановление ЦИК СССР «О порядке ведения дел о террористических актах против работников Советской власти». Сроки следствия по подобным делам — не более десяти дней, дело рассматривается без прокурора и адвоката, кассационная жалоба, ходатайство о помиловании не допускаются. Приговор к высшей мере исполняется немедленно.
Той же ночью он двинулся в вечно мятежный Ленинград, вместе с верным Молотовым и руководителями расправы — Ежовым и Ягодой… На вокзале в Ленинграде он молча ударил по лицу руководителя местных чекистов Медведя: «Не уберегли Кирова».
В Смольном ему был отведен целый этаж, в здании НКВД выделен десяток комнат. Он сам проводит расследование. И тут начали выясняться некоторые подробности. Из показаний Николаева следовало: его вели к убийству. На вопрос: «Где вы взяли револьвер?» — Николаев показал на заместителя начальника ленинградского управления НКВД Запорожца и ответил: «Почему вы спрашиваете у меня? Спросите у него».
«Заберите его», — сказал Сталин и, как только дверь закрылась, зло бросил Ягоде: «Мудак».
Так описывает эту сцену Орлов.
На самом же деле такой ответ Николаева Хозяину очень пригодится в будущем, когда он подойдет к финалу триллера. А пока он ссылает руководителей ленинградского управления НКВД Медведя и Запорожца на Дальний Восток — за халатность. Там они будут благоденствовать, пока не настанет их очередь принять участие в его триллере.
Газеты нагнетают истерию и страх — ждут новых террористических актов врагов. Он возвращается в Москву — на похороны «брата Кирова». Похороны происходят в Колонном зале бывшего Дворянского собрания.
Из дневника М. Сванидзе: «05.12.34… Начиная с угла Тверская закрыта, стояли поперек грузовики и группами красноармейцы… Реденс распорядился провести нас к группе близких. Зал сиял огнями, обильно украшен плюшевыми знаменами, посреди зала… стоял гроб. Простой, красный, кумачовый. Лицо было зеленовато-желтое, с заострившимся носом… у виска к скуле синее пятно от падения… С правой стороны — несчастные жена и сестры. Они — сельские учительницы и, живя в глуши, даже не знали, что их брат стал таким большим человеком. Увидев в газетах его портреты, списались с ним, а так как не выбрались приехать раньше, увидели его уже… Доступ публики закрыт. В зале ограниченный круг лиц. Мы все напряжены, с опаской оглядываемся вокруг — все ли свои? Все ли проверенные? Только бы все обошлось… Со стороны головы покойного появляется И., окруженный соратниками… Гаснут прожектора, смолкает музыка. Уже стоит с винтами для крышки гроба охрана. На ступеньки гроба поднимается И. — лицо его скорбно. Он наклоняется и целует в лоб мертвого… картина раздирает душу, зная, как они были близки. Весь зал рыдает. Я слышу сквозь собственное всхлипывание всхлипывания мужчин… И. очень страдает. Павлуша был у него за городом в первые дни после смерти Кирова, они сидели с И. в столовой. И. подпер голову рукой (никогда не видела такой позы у него) и сказал: «Осиротел я совсем». Павлуша говорит, что это было так трогательно, что он кинулся его целовать. И. говорил Павлуше, что Киров ухаживал за ним, как за ребенком. Конечно, после Надюшиной трагической смерти это был самый близкий человек, который сумел подойти к И. сердечно, просто и дать ему недостающее тепло и уют. Мы все как-то стесняемся лишний раз зайти к нему, поговорить, посмотреть. Я лично не стесняюсь… но Алеша относится к этому подозрительно и вносит в это элемент как будто ревности и боязни быть навязчивым. Он говорит, что И. не любит, когда к нему ходят женщины».