Юденич стремительно приближался к городу. Глава Петрограда Зиновьев впал в совершеннейшую панику. «Средних настроений Зиновьев не знал. Либо «седьмое небо», либо диван: он ложился на диван и вздыхал», — писал Троцкий.
Рассчитывать на Зиновьева Ленин не может. В Петроград он посылает Кобу с грозным мандатом — «для принятия всех необходимых и экстренных мер».
Петроград ждал прихода Юденича. 19 мая Коба прибыл в город. Он действовал привычно. Электричество отключено — при свечах обыскивали квартиры «бывших». Расстреливали заложников: аристократов, офицеров, царских бюрократов, священнослужителей. Петроград погрузился в безумие — кровь, кровь. Внутри города сопротивление было сломлено, но 12 июня восстали гарнизоны двух фортов под Петроградом — Красная Горка и Серая Лошадь.
Коба понимает: если немедленно не принять меры, вспыхнет пламя. Корабли Балтийского флота были подтянуты к мятежным фортам, и уже 15 июня одновременным ударом с моря и суши мятеж подавлен.
«Быстрое взятие Красной Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей… в оперативные дела, доходившим до отмены приказов и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом», — гордо телеграфирует Коба Ленину.
Натиск белых захлебнулся. Но в октябре Юденич начнет новое грозное наступление на Петроград. Ленин уже решит сдать бывшую столицу, но Троцкий отстоит город. Коба в это время будет на Южном фронте, но впоследствии сталинские историки исправят ситуацию — в своих сочинениях объединят оба наступления Юденича, и Коба станет единственным спасителем революционного Петрограда.
Все это время Коба не забывал периодически колоть Троцкого и требовать отстранения его от армии. И Ленин мог заметить, как Лев, огрызаясь, все чаще становился смешным и мелочным. Например, он пожаловался Ленину: Коба пьет «вино из кремлевских подвалов… и на фронт может дойти слух — в Кремле идет пьянство…»
Но Коба с усмешкой объяснил: «Что делать, мы, грузины, без вина не можем».
«Вот видите, грузины не могут без вина», — с улыбкой передал Троцкому Ленин.
Во второй половине 1919 года последовал удар с юга. Деникин повел свои войска на Москву, рассчитывая соединиться с армией Колчака. В начале сентября Кобу как признанного «специалиста по катастрофам» Ленин отправляет на Южный фронт — сражаться с Деникиным. В конце сентября Деникин взял Курск, в октябре — Орел.
Белые приблизились к столице. Москва была оклеена призывами «Все на борьбу с Деникиным!». Но вскоре странно повторилась история Колчака: подходя к Москве, Деникин был остановлен. Октябрь стал роковым для генерала.
В конце октября Деникин потерял Орел. Началось отступление Белой армии.
Коба выполнил свою роль. На его Южном фронте был создан знаменитый конный корпус под водительством бывшего царского вахмистра Буденного. Его конники разгромили отборные казачьи части генералов Мамонтова и Шкуро. «Захвачена масса трофеев, все бронепоезда противника… Ореол непобедимости, созданный вокруг имен Мамонтова и Шкуро, развеян», — телеграфировал Коба Ленину.
Корпус Буденного беспощадно терзал деникинскую армию, откатывающуюся к Черному морю.
К началу 1920 года гражданская война была выиграна большевиками. Закончилась история Колчака: он отступил в Сибирь, его разбитая армия растаяла. Милостью Чехословацкого легиона бывший Верховный правитель России получил железнодорожный вагон, в котором доехал до Иркутска. Но в городе уже были большевики. И в обмен на право беспрепятственно покинуть Россию чехословаки выдали им несчастного адмирала.
Спокойно выслушав приговор о расстреле, Колчак попросил дать ему выкурить последнюю трубку.
На рассвете взвод красноармейцев расстрелял адмирала. Его тело спустили в прорубь Ангары.
Между тем отступивший в Крым Деникин снял с себя обязанности главнокомандующего Добровольческой армией. Его пост занял барон Врангель, продолжавший удерживать полуостров. Крым стал последним очагом исчезающей России. Большевики заняли Украину.
Невероятное свершилось: полуголодные, в нищем обмундировании, часто попросту без сапог, красные победили лучших царских генералов, регулярную, великолепно экипированную Белую армию, отборные казачьи части. Как произошло это чудо? Почему на победоносном пути к Москве и Колчак, и Деникин внезапно останавливались и были разбиты?
В своей книге «Ледяной поход» белогвардейский офицер Роман Гуль писал: «К белым народ не хотел идти — ведь мы были господа… Мужик нам не верил… В этом была беда мужика и всей России…» Большевикам помогла все та же сословная ненависть. Как только возвращались господа, мужики забывали обо всех притеснениях большевиков. Да и господа старались — восстанавливали царские законы, отбирали у крестьян землю. Мощь армий Деникина и Колчака была уничтожена беспощадной крестьянской войной, полыхавшей у них в тылу.
К тому же белых подвела древняя российская беда: воровство. Деникин в своих воспоминаниях жаловался, что «после славных побед под Курском и Харьковом… тылы Белой армии были забиты составами поездов, которые полки нагрузили всяким скарбом». Следует добавить: скарбом, отобранным у населения.
«Насилие и грабежи, — печально напишет Деникин, — пронеслись по всему театру гражданской войны, не раз стирая черту, отделяющую спасителя от врага».
Монархист Шульгин, один из инициаторов Белого движения, насмешливо предлагал переиначить знаменитую воинскую песню царской армии «Взвейтесь, соколы, орлами» на «Взвейтесь, соколы, ворами».
Другая вечная беда — ревнивая нелюбовь соратников друг к другу. Врангель весьма не любил Деникина, и тот платил ему тем же; бесконечно грызлись генералы и в стане Колчака, и в армии Юденича…
И еще одно, губительное для белых, обстоятельство. У них было чувство, которое они не могли в себе подавить: они убивают соотечественников, братьев, «своих». У большевиков, у Кобы, у Ленина этого чувства не существовало: их народом был мировой пролетариат, воевали они не с соотечественниками, а с «эксплуататорами» и убивали их ради счастья всех обездоленных людей на земле. Так учили красных солдат политкомиссары.
«Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать», — пелось в популярнейшей советской песне.
Страна, обескровленная братоубийственной войной, лежала в развалинах. Но «чем хуже, тем лучше». Ибо сбылась мечта, о которой пели большевики в «Интернационале»: в беспощадной войне до основанья был разрушен мир прежней России. Погибла царская семья, были истреблены или бежали за границу самые знаменитые фамилии… И был совершенно уничтожен старый уклад жизни. Остались полунищие люди, остался «голый человек на голой земле». Теперь можно было начинать строить новый большевистский мир.
Победа в войне заставила Ленина думать об отношениях с другими странами. Прежде всего надо было выводить страну из всемирного бойкота. Красный террор уже компрометировал режим, не вызывал он радости и у западных социалистов.