8. Я должна предупредить Хелле насчёт маргиналов!!!

9. Мне немного неуютно возвращаться домой. А что, если Хелле нашла себе новую лучшую подругу?!!

Я пишу Хелле сообщение:

«Привет. Я должна тебя предупредить. Держись подальше от маргиналов. Они опять угрожали. Но не тебе. Я приеду завтра. Встретимся на Платформе?»

Отправляю и жду ответа. Хелле всегда отвечает молниеносно.

Однако ответа нет. Мобильник у меня в кармане, я проверяю каждые пять минут. Хелле не отвечает… Меня пробивает догадка — вдруг маргиналы всё же её захватили?! Я делюсь с папой, и он говорит, что вряд ли. Говорит, что «абсолютно уверен» в том, что новые соседи Хелле не сцапали. Но почему он в этом так уверен?

Мне нужно подтверждение. Я должна послать сообщение Стиану. Других возможностей нет. (Я очень, очень давно забила в свой телефон его номер под именем «Дурень». Исключительно на тот случай, если я захочу написать ему о том, какой он тупой или что-нибудь в этом роде. И ещё потому что номеров у меня забито больше, чем у кого-либо в нашем классе. Больше только у Сондре, но он забивает всё подряд — например, номера людей, с которыми встречался один раз в жизни. Он даже с ними не знаком. Это не считается.)

Отправляю сообщение Стиану:

«Привет, это Ода. Пожалуйста, ответь мне. Маргиналы захватили Хелле?» Я жду и очень боюсь за Хелле. Надеюсь, Стиан ответит, даже если он хотел бы, чтобы меня не было на свете… Телефон пищит! Сообщение от Стиана. В нём одно слово: «Нет». Мне стало легче. Не захватили. Какое счастье! Я расслабляюсь. Но тут мне приходит на ум, что не захватили Хелле потому, что поджидают меня. Меня возьмут первой! Как же я домой-то поеду?.. Не очень весело…

Но я замечаю ещё одно: меня пугает не столько встреча с маргиналами (это не самое страшное), сколько встреча с Хелле. Больше всего я боюсь увидеть — или НЕ увидеть — её!

Мне страшно, потому что она не ответила… и считает, что я сильно изменилась… и больше не хочет со мной дружить, потому что считает меня плохой, — вот что пугает меня больше, чем маргиналы…

У меня больше нет подруги, самой-самой близкой и дорогой, и виновата в этом только я сама…

Завтра мы едем домой. Ну как я поеду?..

— Ода, приходи в Жёлтую комнату, — говорит Мартин. — Мы все там.

Я поёживаюсь. Иду наверх. Там сидят и разговаривают все Бабушкины внуки.

Ангел

Окна наверху маленькие, из пупырчатого стекла и с одинарными рамами. (У нас дома в окнах двойные стёкла). Снаружи непроглядная темень и ветер такой, что стены гудят.

Со свистом. Белые крашеные подоконники не совсем ровные. (В старых домах, таких, как этот, всё немного кривое). Как холодно здесь у Бабушки, наверху, в спальнях!..

«Комнаты холодные, но до краёв наполнены живой тёплой историей. Они полны очарования», — говорит обычно мама.

Я помню множество историй. Хороших. И их наверняка ещё прибавится — несмотря на то, что одного человека больше нет…

Как раз сейчас историю рассказывает Ханна. Мартин, Халвард, Даг, Эрленд и близнецы — все замерли и слушают.

Рассказ, должно быть, интересный. Но я его не слушаю.

Я думаю о Дедушке. Я так ясно вижу его перед собой — вот здесь, в его доме, на его острове! В тот день у него были такие холодные руки… В тот, в последний день, что я его видела…

Я чувствую, какие ледяные руки сейчас у меня. «Если зябнешь, надень ещё один джемпер», — говорит обычно папа.

Говорит точно так же, как Дедушка. Интонация, выговор — всё как у Дедушки. Тон мягкий, но решительный.

Папа и брови поднимает точно как Дедушка. Получаются такие симпатичные полукруглые дуги. (Хорошо, что я помню про Дедушку именно это. Я рада, что могу в папе чуть-чуть видеть Дедушку!)

Я прячу руки в рукава джемпера, собираю их на концах и затыкаю все дырки, чтобы не пробрался холодный воздух. Это немного помогает. Ханна говорит, и у неё изо рта идёт пар. Мы сидим кружком, как индейцы вокруг костра. Индейское племя. (Сейчас я бы точно не отказалась погреться у костра. Или хотя бы у маленькой печурки.) Слышно, как внизу, в комнате под нами, разговаривают и смеются взрослые. Если приложить ухо плотно к полу, то можно и слова разобрать. Но я сижу неподвижно.

Взрослые внизу едят сыр и кексы. Противные сыры разных сортов с жутким запахом и с кусочками фруктов, орехов и зелени. Старые сыры — они пахнут немытыми ногами и несвежими носками. Нет уж, мне подайте обычный белый сыр!

Я люблю смотреть сны. (Если только не снятся кошмары.)

Я всегда стараюсь продлить свой сон. Мама однажды сказала: «В таком доме, как этот, чтобы видеть интересные сны, даже не нужно есть сыр. Здесь сны приходят сами собой, потому что дом старый, и в нём живая душа, и её очень много».

Перед тем как встретить папу и родить нас с Эрленд, мама училась в Англии. Там маму научили, что если съесть немного сыра прямо перед сном, то увидишь во сне много необычного и интересного. (Там, в Англии, мама выучилась многим полезным вещам.)

Так что я всегда съедаю бутерброд с обычным сыром перед сном. Действует!

Обои в Жёлтой комнате по цвету точно такие же, как сыр. (Если приподнять какую-нибудь картину на стене, то пятно под ней окажется гораздо светлее. Раньше стена была почти белая.) Сколько себя помню, обои здесь всегда были одни и те же, из вертикальных плотных и тонких нитей — похоже на ткань от пола до потолка. Если поскрести ногтями, звук получится такой, будто царапаешь вельветовые брюки.

Ковёр от стенки до стенки тоже был здесь всегда. Мы на нём всё время играли. Коричневый ковёр с узорами из ворса — за счёт разной длины ворс образует клетки. Такие следы могла бы оставить Барби — или кто-нибудь другой такого же роста, — подстригая ворс на ковре маленькой газонокосилкой (если бы всё время возила её туда-сюда вдоль и поперёк).

Колеи на ковре — это дорожки для миниавтомобилей (они меньше, чем машинки из «Лего»), а полоски из более высокого ворса образуют тротуар. Во время игры нам машинки даже и не были нужны: достаточно представлять, что они есть.