Он мог бы поклясться, что в момент выключения фена его голову пронзил болезненный щелчок, после которого шум в ушах сделался тише.
«Радиоволны я слышу, что ли?» – удивился он. – «Хотя нет, тогда бы музыка играла, наверное».
– Что с тобой? – кузина внимательно глянула на него. – Мутит спохмелья?
– Мутит, – вздохнул Олег, просовывая руки в рукава куртки. – Еще и шум в голове какой-то странный.
Шерстка легко справилась с замком и они вышли на улицу, ежась под резкими порывами ветра. Добравшись до дороги, Олег поднял руку. Одна из машин остановилась, и он быстро договорился с водителем. Они уселись вместе с Шерсткой на заднее сиденье. Машина тронулась, водитель включил негромкую музыку. Голубоватый свет фар ярко высвечивал мечущиеся перед радиатором снежинки.
– Что-то ты какой-то загруженный. – обратила внимание Шерстка. – Совсем плохо? Вроде после стопки коньяка должно быть полегче.
– Нет, не в этом дело, – Олег покачал головой. – Мне очень странный сон сегодня приснился. Понимаешь, такое ощущение, будто в момент пробуждения ко мне пришло величайшее озарение. Но сколько я ни пытаюсь, не могу вспомнить, в чем именно оно заключалось.
– А сон помнишь?
– Фрагментально. Но один момент очень четко запомнился. Прикинь, стою я на какой-то площади, посреди нее огромный фонтан совершенно удивительной красоты, а над ним прямо в возудхе медленно крутится здоровенная ажурная конструкция. Больше всего она была похожа на сотню переплетенных и взаимопроникших треугольников, вонзающихся друг в друга под разными углами. Ночь, холодище, ветер, а я стою и пялюсь на эту штуку в состоянии полнейшего тупого блаженства. В этот момент мне в голову пришла какая-то важная мысль, но я проснулся и тут же потерял ее суть.
– Скорее всего никакой сути не было. – предположила кузина. – Знаешь байку про мужика, который открыл LSD?
– Про то, как он на велике куда-то уехал?
– Нет. Про спичечный коробок.
– Этого не слышал. – признался Олег.
– Короче, смысл в том, что он нажрался «кислоты» и его начало глючить. Очнулся он с ощущением величайшей догадки, очень важной для всего человечества, но не мог вспомнить, в чем именно заключалось открытие. Тогда он рискнул провести повторный эксперимент. Приняв наркотик второй раз, он успел на спичечном коробке записать величайшую мудрость, которая его озарила.
– И что там было написано? – Олег заподозрил подвох.
Девушка задорно улыбнулась и процитировала:
– Сколь бы ни был велик банан, а шкурка все равно больше.
Олег не удержался от смеха, водитель тоже широко улыбнулся.
– Все эти сонно-наркотные истины, – добавила Шерстка, – не стоят и выеденного яйца. Это я тебе говорю как художница, которая ради вдохновения испробовала многое. Во сне и под «кислотой» любая мелочь кажется необычайно важной, точнее все на свете кажется равнозначным.
– Ты думаешь? – расстроился Олег.
– Совершенно уверена. И моя уверенность подтверждена многочисленными исследованиями Гроффа и Хофмана.
Они помолчали, глядя как за окнами проплывют огни ночного города.
– В обычной жизни человек не обращает внимания на мелочи. – Шерстка задумчиво откинулась на спинку сиденья. – Поэтому поиск взаимодействий, вроде размера банана и его кожуры, не входит в повседневную людскую задачу. Человек раскапывает более важные на его взгляд проблемы, вроде взаимодействия ядра атома с электроном. Но во сне все имеет равную значимость – и банан, и атом, поэтому после пробуждения у тебя остается некоторая эйфория открытия.
– И много раз ты пробовала «кислоту»? – насторожился Олег.
– Приходилось. – отмахнулась кузина.
– И как?
– Чушь это все. Бессмысленное прожигание времени и жизненных сил. «Расширение сознания» это не бред, но в те времена «кислоту» только открыли, она позволяла изменить восприятие быстро и без хлопот. Это халява. Того же эффекта можно достигнуть без всякой химии, я в этом на личном опыте убедилась. Если хочешь понять что-то действительно важное, вовсе не обязательно лизать «марки». Вот лично я под «кислотой» ничего нового для себя не почувствовала, то же самое дает определенный настрой, или медитация, или когда тебя распирает от желания сделать нечто совершенно грандиозное.
– Вроде скульптур?
– Да, многие из них я делала именно в таком состоянии.
– В творческом экстазе, – усмехнулся Олег.
Шерстка словно не заметила легкой иронии.
– При некоторой тренированности войти в него не представляет труда. Это не просто вдохновение, которое может снизойти на тебя, а может посетить другого. Нет. Это некая душевная технология. Я например твердо знаю, что уверенность в собственных силах реально повышает любые возможности человека – и умственные, и физические, и эмоциональные.
– Ну, это уже мистика, – отмахнулся Олег.
– Нет! Ты что, не слышал о людях, которые ради спасения собственной жизни вытворяли совершенно невозможные вещи?
– Вроде перепрыгнутых трехметровых заборов? Мне кажется, что эти россказни заменяли бульварную прессу, которой не было в Советском Союзе.
Шерстка пожала плечами и отвернулась к окну. Некоторое время ехали молча, водитель закурил сигарету, а у Олега в голове то и дело проскакивали непонятные щелчки, особенно когда машина обгоняла троллейбусы. Девушка снова повернулась к нему.
– Тебе что больше всего нравится из моих работ? – задала она довольно неожиданный вопрос.
– Очень многое. – совершенно честно ответил Олег.
– А что больше всего?
– Ну… Наверное «Баран» и «Торпеда».
– Какая «Торпеда»? Которая похожа на ржавый член?
– Нет. Эта как раз мне не нравится. Пошлая. Меня приколола та, скрюченная, с акульими плавниками и карбюратором вместо сердца.
– Я ее переименовала в «Тварь», – похвасталась девушка. – Ехала в поезде, и у меня вдруг случилась такая просечка. Щелк в голове.
– У тебя тоже щелкает? – удивился Олег.
– Что щелкает? – Шерстка удивленно распахнула глаза.
– Ну, в голове.
– В голове? – переспросила кузина.
Машина резко повернула на Садовое, проскочила под носом у огромного джипа и замерла на светофоре на Зубовской площади. Двигатель урчал на холостых оборотах. Вокруг сгрудились другие автомобили, очень разные, припорошенные тонким слоем снежных иголок, сверкающих в свете оранжевых фонарей.
– А знаешь почему тебе нравятся мои скульптуры? – Шерстка глянула на Олега серьезнее чем обычно.
Он не ответил, только заинтересованно поднял брови.