– Да будет так, – важно молвил вождь. – С этого дня Скуманд командует войском.
На том и разошлись. Комат удалился в свою избу, где в тоскливом одиночестве начал наливаться пивом, а Скуманд собрал для начала витингов на воинский совет, а затем поговорил с двумя непосвященными жрецами, которые назывались вуршайтами. Несмотря на свой малый авторитет в жреческом сообществе, эти двое обладали удивительной властью над обитателями Пущи. Как это им удавалось, не знал никто, хотя вайделоты хорошо знали природу и даже в какой-то мере понимали лесных зверушек. Но не так, как вуршайты. Эти двое, казалось, знают все звериные языки, что было просто чудом.
Когда наступила ночь, вуршайты через тайный подземный ход покинули селение и растворились в Пуще как призраки. Кроме них из селения вышел еще один дайнав – опытнейший следопыт-разведчик, быстрый на ноги. Его задача была предельно ясной, хотя и очень непростой, – призвать на помощь отряды князя Скумо. Поляков было чересчур много, и Скуманд полагал, что самим справиться с ними будет очень трудно, если вообще возможно.
На другой день о вуршайтах и гонце никто даже не вспомнил, потому что польские воины полезли на валы. Неизвестно чего было больше в этой атаке – храбрости, глупости или гонора. Боевые качества ятвягов были общеизвестны. Даже многочисленные враги ятвягов не могли не отдать должное мужеству ятвяжских воинов и доблести их воинственных предводителей.
Конечно же слабо подготовленная атака была отбита с большим уроном для неприятеля. Лучники дайнавов били поляков на выбор. Никто из них не добрался даже до вершины первого оборонительного вала. Правда, в бою не участвовали польские панцирники, хотя их ярко начищенная броня хорошо была видна защитникам селения. Похоже, воевода Конрада Мазовецкого берег тяжеловооруженных воинов для решающего штурма.
Вскоре, после второй, а затем третьей волны атакующих, которые шли с небольшим перерывом, Скуманду стала понятна стратегия поляков. Первыми в бой вступили копейщики-мазуры, новые подданные князя Конрада Мазовецкого; их было много, а потому не жалко. Копейщиков поддерживали стрелки; правда, они не отличались большим искусством в стрельбе. Мазуры должны были расшатать оборону дайнавов. Затем в бой пойдут панцирники, противостоять которым неважно вооруженные защитники селения вряд ли смогут. По крайней мере так думал польский военачальник.
На валах находился и Хуберт. Он интуитивно почувствовал, что отсидеться в безопасной избе ему не удастся. Не участвовать в сражении значило праздновать труса, а таких людей дайнавы презирали. Конечно, и он, и монах были в селении чужаками, но если сам Скуманд считает их едва не друзьями, то как они могут остаться в стороне от столь важного для дайнавов события.
Что касается отца Руперта, то он принимал самое деятельное участие в помощи раненым. Ему выпала уникальная возможность завоевать авторитет у дайнавов. Многие монахи-доминиканцы умели врачевать не только душу человека, но и тело. Это было особенно важно для проповедников, зачастую остававшихся наедине с дикой природой и не менее дикими племенами, которых любой ценой нужно было обратить в христианскую веру. Хуберт очень удивился бы, узнав, что монах-сибарит учился в свое время в медицинской школе в Салерно, а его наставником был знаменитый испанский врач и алхимик Арнольд из Виллановы. Об этом они никогда не говорили.
Правда, отец Руперт так и не закончил столь престижное учебное заведение. Его со страшной силой потянула муза странствий, которой даже древние греки не придумали имя. По глупости, происходившей от незнания монашеских реалий, он принял посвящение в нищенствующем ордене Святого Доминика, что для его широкой натуры было весьма серьезным испытанием. Помаявшись немного в монастыре, изрядно отощавший отец Руперт с огромной радостью принял обет проповедника и пустился в путь на поиски не столько приключений, сколько доброй еды и вина, которое монастырский эконом щедро разбавлял ключевой водой. («Экая сволочь! – злобно думал тогда новоиспеченный монах и тут же каялся: – Прости, Господи, за дурные мысли…»)
Тем не менее в искусстве врачевания – и особенно в хирургии – святой отец знал толк. Он весьма сноровисто удалял наконечники стрел из тел раненых, приспособив для этих целей тонкий, узкий и очень острый нож, который нашелся среди воинской добычи дайнавов. Обычно жрецы-знахари стрелы выдергивали, при этом разрывая мышечную ткань заусеницами на острие стрелы, что предполагало долгое лечение, а монах делал надрезы, и рана имела небольшие размеры.
Одно его сильно удивляло и восхищало – перед каждой операцией раненому давали выпить какую-то настойку, после чего он почти не чувствовал боли. Отцу Руперту страсть как хотелось присвоить хотя бы один кувшинчик с этим зельем, но рядом постоянно торчал жрец, зорко следивший за действиями чужака.
«Надо будет все разузнать у Скуманда… если мы, конечно, останемся живы, – думал отец Руперт. – Уж ему-то точно известен состав этого лекарства». Монах уже знал, что спасенный ими юноша – вайделот, притом не из последних.
С арбалетом менестрель обращался не менее искусно и ловко, нежели со своей лютней. Ни один арбалетный болт не прошел мимо цели, и вскоре воины дайнавов начали посматривать на него с уважением. А когда Хуберт во время боя вошел в азарт и выскочил на вал, где начал отплясывать под градом неприятельских стрел какой-то диковинный танец, сопровождавшийся прыжками и непристойными ужимками, оскорбляющими поляков, дайнавы и вовсе восхитились его мужеством. А еще больше – ловкостью. Каким-то непонятным образом менестрель ловил вражеские стрелы и ломал их на глазах потрясенных поляков. Это было сродни чуду!
Этому фокусу научил его Хромой Барт. «Что самое опасное в бою? Ты слушай, слушай, лентяй, и внимай! Самая большая опасность в любом сражении исходит не от мечей или копий, а от стрел. Удар мечом можно парировать или уклониться от него. На самый худой конец есть возможность просто выйти из боя и дать деру. Жизнь, знаешь ли, особенно наемника, дороже всяких глупых предрассудков о чести и достоинстве. Главное достоинство воина – это сражаться и победить. А ежели тебя убьют, то кто по истечении времени вспомнит, каким ты был храбрецом? Так вот, стрела – самое коварное оружие. Ты не видишь ее, не знаешь, с какой стороны она к тебе прилетит. Опытные воины, которые могут сражаться с мечом в руках лицом к лицу с врагами по щиколотки в крови весь день, панически боятся стрелков. Обычно в первую линию ставят молодых придурков с большими щитами-павезами, чтобы они приняли на себя первый рой стрел».
Хромой Барт смачно сплюнул и указал глазами на кувшин с вином – налей. Хуберт послушно наполнил кубок, и старый воин выпил его одним духом. Нужно сказать, что вино ему тайком таскал из отцовских винных погребов юный фон Крумбах, потому что Хромого Барта хоть и кормили более-менее сносно, но горячительными напитками по приказу Отто фон Крумбаха сильно не баловали, выдавали по норме. Папаша Хуберта чересчур хорошо знал возможности старого вояки по этой части – Хромой Барт за один присест мог выпить малый бочонок крепкого монастырского вина. По этой причине за свои уроки он требовал от Хуберта только одну плату – вином, что для шустрого отпрыска дворянской фамилии фон Крумбахов не было проблемой. Он мог пролезать в самые узкие щели и научился открывать любые замки.