Это пришла долгожданная подмога. Быстроногий гонец все-таки добрался до военного лагеря князя Судовии великого Скумо (а в Пуще это было очень непросто), и тот прислал отряд под командованием своего ближайшего сподвижника, князя Стуче. Благодаря временной передышке, организованной жрецами-вуршайтами с помощью змей и воронья, помощь подоспела в самый раз. Вскоре лагерь поляков был разгромлен, и ятвяги принялись за мазуров-копейщиков, которые начали разбегаться в разные стороны. Не бежали лишь рыцари и панцирники; и не потому, что были отменными храбрецами, а по той причине, что в тяжелом воинском облачении далеко и долго не побегаешь.
Закованные в броню поляки сбились в квадрат и, закрывшись большими щитами и ощетинившись длинными копьями, начали более-менее организованно отступать. Ими командовал Януш из Гур. Скуманд посмотрел вслед ему с сожалением; он должен, нет, просто обязан был победить этого рыцаря, да не сложилось. Но в одиночку преследовать отступавших поляков он, как военачальник дайнавов, не имел права.
Скуманд поднял руку, и боевой рог сигнальщика, который всегда держался рядом с военачальником, прогудел общий сбор. Вскоре за спиной вайделота сгрудились воины дайнавов, сгорающие от нетерпения. Им хотелось немедленно броситься в погоню за врагами, потому что никому не хотелось терять ценную воинскую добычу. А поживиться в лагере поляков было чем. Не говоря уже о пленниках, за которых можно взять хороший выкуп. Особенно за рыцарей и панцирников, которые в отличие от нищих мазуров владели поместьями и землями, а значит, имели денежки.
Оставив два десятка воинов постарше защищать ворота, Скуманд повелительно указал мечом на соблазнительно сверкающий под лучами солнца железный квадрат панцирников, и толпа дайнавов с гиканьем и улюлюканьем ринулась вперед. Никто из них не стал кидаться грудью на острые копья поляков; окружив отступающих, дайнавы начали стрелять по ним из луков и бросать камни из пращ. Казалось, что бронированный строй невозможно пробить, тем не менее то там, то сям раздавались стоны и крики, и в монолитном строю панцирников начали появляться бреши.
Они тут же закрывались – поляки смыкали шеренги, но их становилось все больше и больше, и когда железный квадрат, миновав открытое место, вступил под лесную сень и поневоле нарушил свои боевые порядки из-за деревьев, в бой ринулись витинги со своими длинными мечами. Прорвав первую шеренгу, закованные в панцири дайнавы очутились внутри квадрата, и завертелась беспощадная сеча – до тех пор, пока к сражающимся одновременно не подошли князь Стуче и вайделот Скуманд.
– Сдавайтесь! – крикнули они звучно. – Мы гарантируем вам жизнь в обмен на выкуп!
Призыв вражеских военачальников произвел впечатление холодного душа. До поляков вдруг дошло, что они попали в безвыходное положение; польские воины опустили оружие и безропотно сдались на милость победителей, тем более, что почти половина панцирников уже была изрублена ятвягами…
Пир по случаю победы длился три дня и три ночи. А на четвертые сутки Скуманд попрощался с монахом и менестрелем. Никто из старейшин и жрецов (а уж вождь Комат, который все это время от радости был пьян до изумления, тем более) не возражал против того, чтобы отпустить двух иноземных приблуд на волю без всяких условий, тем более что они проявили себя в битве с поляками как полезные и надежные товарищи. Хитроумный Хуберт не преминул воспользоваться удобным моментом, и вскоре два искателя приключений в сопровождении небольшого отряда дайнавов, посланного Скумандом для их охраны, бодро вышагивали по направлению к территории, занятой Тевтонским орденом.
Нужно сказать, что Скуманд был с ними очень щедр. Кошелек менестреля приятно отягощали золотые, добытые дайнавами у захваченных в плен рыцарей, а в котомке лежали куски превосходного янтаря.
– Этого вполне хватит, чтобы начать строительство монастыря! – радовался монах.
– Закатайте губу, ваша святость, – насмешливо отвечал Хуберт. – У меня несколько иные намерения на сей счет. Эти страшные леса, набитые варварами как частый бредень мелкой рыбешкой, настолько морально измучили и утомили меня, что я просто обязан хорошенько поправить свое здоровье.
– Сын мой, не бери грех на душу! Я знаю, ты хочешь прокутить эти деньги в какой-нибудь грязной харчевне или проиграть их в кости, но вспомни, сколько невежественных варваров пребывает в дикости и темноте без света истинной христианской веры, исцеляющей душу, и без малейшей надежды на спасение.
– Святой отец, вы бы лучше поблагодарили меня за ваше чудесное спасение. Не попадись я на вашем пути, вас бы давно сожрали лесные звери или могильные черви. А что касается «света истинной христианской веры», то это лично ваша забота. Я жонглер, фигляр, поэт, музыкант… это мой путь, начертанный нашим Господом, и мое право на этом пути – набивать себе шишки по своему уразумению, а также заботиться о душах заблудших, но со своей колокольни. И вообще: одним грехом меньше, одним больше – какая разница?
Так шли они, препираясь, по притихшему лесу, и на них печально взирали столетние дубы. Уж эти великаны в отличие от обитателей Пущи точно знали – грядут большие перемены. И конечно же они ничего хорошего не сулили ни людям, ни зверям.
Зима 1252–1253 годов выдалась бурной: закидала Пущу снегом по пояс, на открытых лесостепных участках свирепствовали бураны, Вендское море постоянно штормило, и огромные валы с грохотом обрушивались на берег – к радости собирателей янтаря. В такое ненастье бывали дни, когда песчаные отмели сплошь покрывались россыпями солнечных камней. Поэтому редко какой прибалтийский народ не посылал на побережье моря собирателей янтаря. Часто от них зависело выживание соплеменников, потому что год выдался неурожайным, и зерно приходилось закупать. А янтарь стоил дорого, и купцы брали его нарасхват.
Кого только нельзя было увидеть на берегах Вендского моря после очередного осенне-зимнего шторма! Даже дикие племена покидали свои потаенные места в чащобах и выходили на берег, чтобы запастись красивыми камешками. Что они с ними делали, неизвестно, но то, что не продавали никому, это точно.
Тевтонский орден поначалу не придавал особого значения завоеванию Пруссии. Тевтонцы больше полагались на крестоносцев из Европы и помощь подкупленной прусской знати, нежели на собственные силы. Это было связано с главной задачей ордена – обороной Святой земли от сарацин, где ситуация постоянно ухудшалась. Приходилось отправлять за море большие силы, и в Пруссии сражались в основном ветераны, которые были по горло сыты Крестовыми походами, и зеленая молодежь.
К середине XIII века орден в Пруссии находился на грани краха, ему срочно нужна была помощь военными ресурсами, а они большей частью уходили в Палестину, где мусульмане вновь начали наступление. После длительных распрей тамплиеры, иоанниты и Тевтонский орден наконец объединились; к ним присоединились и местные рыцари Сирии и Ливана, а также султаны Дамаска и Хомса. Но это не помогло им избежать унизительного поражения. В битве у Газы в октябре 1244 года великий магистр тамплиеров Арман Перигорский пал с тремя сотнями рыцарей своего ордена; Великий магистр госпитальеров, потеряв двести своих рыцарей, был захвачен в плен, а рыцари Тевтонского ордена почти полностью полегли в этом сражении.