– Ну да, разве не помните?
– Постойте, кажется, припоминаю. – Человек застегивает рубашку, полуобернувшись к Вадиму. – Ну да…
– Правильно, «ауди»… – торопится выговорить Вадим. Сердце колотится так, словно он перед этим пробежал на скорость стометровку. Но весело так колотится, отчаянно.
– А, так это вы? – Он продолжает одеваться. – Да, теперь узнаю. У вас тогда такое лицо было… Словно у вас зуб только что выдрали. Перекошенное все.
– Неужели?
– Я еще удивился, как это вы так неловко приткнулись к той машине. А потом вдруг взяли и уехали.
– Стресс, – задумчиво произносит Вадим.
– Ну да… – Человек натягивает свитер с высоким, закрывающим шею воротом.
Вадиму вдруг становится совсем легко. Наконец-то! Ему больше не нужно прятаться. Теперь этот человек все про него знает. Даже его имя. И он совершенно ему не страшен. Больше никакой неизвестности, никакой загадочности, никакой угрозы… И вовсе он не такой, как показался поначалу, в тот день, когда все произошло, каким потом являлся в удушливых снах. Что-то Вадим даже собирается ему рассказать, личное, словно встретил старого приятеля.
И… просыпается.
Достало!
35
– Вы знакомы со здешним доктором? – как-то спрашивает Эдик. – Очень занятная. И кстати, довольно толковая. Я недавно был у нее на осмотре, оч-чень интересная женщина. Между прочим, несколько полезных рекомендаций мне дала…
Эдик помешан на женщинах, Вадиму это известно, но теперь его разглагольствования вызывают у него неприятное чувство, похожее на ревность.
– Эх, – бывало, вздыхает Эдик. – Какая ундина сегодня плавала в бассейне. Обалдеть! Глаз невозможно оторвать, дважды чуть не захлебнулся. И вроде ничего особенного, ну фигурка, ну ноги… Но плы-ы-ве-ет! Будто нарочно дразнит тебя. Даже и не объяснить, в чем, собственно, очарование. Всегда пытался постичь, разгадать, так сказать, холодным рассудком, в чем притягательность, и всегда мимо. Загадка!
– А зачем объяснять? – спрашивает Вадим.
– Зачем? – Эдик усмехается с некоторой даже горечью. – Ну чтобы все-таки сохранять хоть какую-то независимость. Не знаю, как вы с этим справляетесь, а я пасую. Сколько раз пытался, и все напрасно. И главное, ведь известно, что физиологически все однотипно, ну с небольшими, так сказать, вариациями. Пора бы уже успокоиться, а не могу. Проплывет такая вот – и ты уже себе не принадлежишь.
– Ну уж… – с долей скептицизма произносит Володя.
– Зря иронизируете. Сколько раз срывались проекты из-за какой-то юбки. Причем понимаешь ведь, что совершаешь глупость, что ничего хорошего из этого не выйдет, что нужно себя окоротить, остановиться… А!.. – Он безнадежно машет рукой. – И ведь репутация страдает. Народ же неглупый, соображает что к чему. С пьяницей никто связываться не будет. А бабник ничуть не лучше. Одного губит водка, другого – бабы, неизвестно еще что хуже. Хотя многие в нашей среде этой слабости подвержены. Завоевываешь высоты бизнеса и одновременно покоряешь женщин, одно без другого как-то не получается. Тут как спорт. Появиться с какой-нибудь умопомрачительной дивой на светском рауте – сразу сто очков. Если у тебя плохо с женщинами, значит, не будет успеха и в бизнесе. Все пытаются доказать, что они настоящие мачо, что деньги – это только так, хобби. А вот оно, настоящее, – длинноногая, смуглая, нежная. С огненным взглядом. И ведь все в то же время понимают, что дива-то, может, только из-за денег и клюнула, а так ты ей по фигу. Нет, рассудок тут, увы, бессилен. Я еще думал, что остепенюсь с возрастом, пройдет. Ни черта. Крутишься, сутками вкалываешь, свободной минуты не выкроить для себя, а потом раз – и как в пропасть. Гори, думаешь, все синим пламенем!
– Да, это не лечится, – соглашается Володя. – Может, и слабнет, но не окончательно.
Еще Эдику периодически мерещится, что на него идет охота. Либо сами дамы в нем заинтересованы, либо дамами пользуются, чтобы уловить его в какую-нибудь передрягу. Ну что-нибудь вроде съемок скрытой камерой (на Володю он поглядывает с опаской), жертвами которой уже не раз становились разные влиятельные лица. Хотя, собственно, что ему? Он не политический деятель, никаких важных постов не занимает, и тем не менее.
Признается же он не без самоиронии, что, оказавшись в сауне наедине с какой-нибудь прелестницей, постыдно теряется и скромно жмется в угол, лишь время от времени исподтишка зыркая в ее сторону. В мягком оранжевом полумраке, в сухом банном жару соседка кажется ему несравненно, необузданно прекрасной, такой прекрасной, что, скажи она ему властно и нежно: «Иди сюда, мой петушок!» – и он тут же, забыв про все опасности, ринется к ней.
Но та, впрочем, может и не говорить ничего, ни единого слова, а он тем не менее чувствует исходящий от нее магнетизм, причем настолько сильный, что его притягивает словно металлическую стружку. Он, сопротивляясь, упрямо рвется в сторону, а его неудержимо влечет к источнику магнетизма. «Э-э-ди-и-ик, – слышится влекущее пение сирены. – Э-э-д-и-и-и-и-ик!!!»
Его и вправду словно завораживает. Точно кролик перед разинутой пастью удава. Смуглое тело почти рядом, на расстоянии вытянутой руки, золотится, будто солнце в нем угнездилось. И сирена все не умолкает: «Э-э-ди-и-ик! Э-э-д-и-и-и-и-ик!!!»
Сауна небольшая, три на три, прелестница совсем близко, раскаленная электрическая печь близко и угол близко, деваться бедному Эдику некуда. Он чувствует, что должен, просто обязан сделать что-то. Но что? Он словно на мушке снайперской винтовки, еще немного и… Ему трудно дышать, сердце готово выпрыгнуть.
Нет, так нельзя, так неправильно! В панике Эдик выскакивает из сауны.
Раскаты хохота в раздевалке. Смеются все, Володя заходится так, что слезы выступают на глазах, и он смахивает их ладонью. Особенно забавно, что сам Эдик остается почти серьезным и вид у него комически-озадаченный. Вот и пойми, то ли разыгрывает их, то ли все так и есть.
Вадим тоже смеется, но внутри что-то скребет – вроде беспокойство за Лору, не исключено даже, что ревность.
36
Разговоры о женщинах в раздевалке или в той же сауне затеваются регулярно, у всех есть чем поделиться. Когда человеку и разоткровенничаться, как не в блаженную минуту расслабленности и благодушия. Даже не хмельную, а вполне здравую – после праздника тела, после тренажеров, бассейна и сауны. Еще занывают от недавнего напряжения жилы, бежит по ним, пенится, как шампанское, обогащенная кислородом кровь, тело радуется прихлынувшей силе, а душа расправляется от будничной зажатости, сам черт теперь не брат.