А сейчас на нее наползала бесформенная туча, липкое безысходное облако. Теперь придется сражаться и с Лекарями? Им-то она что сделала?!
– Ерунда. Типы они, конечно, противные и Талоса поддерживают, но это уж слишком. Что, они на меня охоту устроят?
Дженни засмеялась. И зачем ей Никифор Ермаков эти сказки рассказывает? Чтобы жить было не скучно?
О да, она прямо затосковала! Всего полторы недели, как ее не хотят убить, трансмутировать, расчленить и перевести в газообразное состояние. Дед пропал неизвестно куда, Арвет гоняет в Бросселианде диббуков, а она тут должна за все отдуваться. Она еще прошлым летом и слыхом не слыхивала ни про Авалон, ни про Магус, ни про темников. А теперь должна решать судьбы мира?
Вот еще. Ну уж нет! Все, что она хочет сейчас решать, – это какое мороженое выбрать, ванильное или шоколадное. Точно, мороженое ее спасет. Кажется, ближайшая лавка как раз за шатром Совета, возле балаганчика.
«Интересно, а где шляется Лас? – подумала она. – Он же обещал, что вернется к концу Совета. Где-нибудь в лесу бродит?»
Она позвала его тем зовом, которому научилась давным-давно, с тех самых пор, как нашла его имя. Но Лас не откликался. Это значило, что он далеко.
«И куда его опять занесло? – расстроилась Дженни. – Все меня оставили…
Меня окружают злые бесчувственные люди, которые ничего не понимают в красоте и искусстве… Ванильное или шоколадное? Какао-бобы или ваниль? Черт, как сложно сделать выбор».
Дженни приняла соломоново решение – взяла два шарика: ванильный и шоколадный. Продавец, парень ее лет, улыбнулся и положил сверху тонкую струйку клубничного топинга. Наверное, познакомиться хотел, но Дженни отошла в сторонку. Сейчас она хотела познакомиться с мороженым.
Два шарика в ладони, как два мира – Внешние и Скрытые земли. И радужная граница между ними – красный сироп с завитками подтаявшего мороженого по краям.
«Надо меньше Ермакова слушать». Дженни решительно лизнула и разом разрушила стройную картину мироздания – все перемешалось, все таяло. Вкусно было до невозможности.
Она откусила кусочек вафли и радостно захрустела. Хоть какое-то утешение, раз выступить не дают. Обращаются с ней как с обузой, даже в цирке бросили. А она ведь философский камень раздобыла! Столько ценной информации принесла! И что? Ляпис философорум под замок в сундук, а ее потрепали по плечу и отправили на скамейку запасных. Дескать, сиди, надувай щеки и имей важный вид. Говорить за тебя будут взрослые.
Отчего-то ей вспомнился Шандор Гайду, страж Балканского Магуса, который помог ей выбраться из лагеря «Утренняя звезда». Шандор довез ее прямо до фестиваля. До шатров было рукой подать, пять минут, и он бы встретился с Дьюлой. Они ведь так давно не виделись, двое выживших из погибшего Магуса…
Но Шандор отказался. Он не объяснял почему, но Дженни услышала, как в нем яркой вспышкой промелькнул страх. Застарелый, душный, темный страх. И боль.
Страж покачал головой, захлопнул дверь и уехал.
Дьюла, когда Дженни рассказала ему о Шандоре, тоже ничего не сказал. Кивнул и быстро ушел. Дженни чувствовала, что здесь кроется какая-то тайна – давняя и страшная, но ей не хотелось ее узнавать. Она уже слишком много узнала.
Загрузившись мороженым, она прошлась по фестивалю, заглянула в пару шатров, но внутрь не пошла – ей захотелось отдохнуть от цирка. Она задумчиво поглядела на машины, которые парковались вдали, у края поля. Наверное, по этой дороге можно добраться до местного городка. Только как? Автобусы здесь не ходят, а проситься в машину к незнакомым людям глупо. Могут подвезти, но ей хочется побыть одной. Была бы у нее табличка, как на Авалоне…
Неужели она хуже любого Барда: они в хороводе фей могут перемещаться – а она?
«Ничуть не хуже, – шепнула вдруг Маха. – Все, что тебе нужно, – это радуга, а для радуги нужен только дождь».
– Это просто, – улыбнулась Дженни, глядя в небо. Не прошло и минуты, как явился ветер-пастух, он пригнал с собой облака, затянул небо серой пеленой. Дождь ударил и прошел так быстро, что посетители не успели даже зонты раскрыть, а над фестивалем уже засияла радуга.
«Ступай сквозь солнечную дугу, иди туда, куда захочешь, – сверкнул перстень. – Для тебя нет ничего невозможного, Видящая…»
Дженни лизнула мороженое и решительно направилась по мокрой траве, дымящейся туманом от солнечного тепла, прямо к широкой радуге.
…Михаил отпросился у дяди на вылазку в ближайший городок. Боязно, конечно, но дядя услал его прочь – сошелся в шатре с друзьями-выборными, и они принялись обсуждать всякие политические хитросплетения, которые вскрылись после сегодняшнего заседания. Ох и орали же они там все! Оказывается, Магус Англии не слишком ладит с французским, а уж про германский и говорить нечего. Магусы Северной Африки терпеть не могут своих ближневосточных коллег. А дядя как председатель Совета Собора должен все это учитывать.
Кикимора ногу сломит в этой политике.
До ближайшего городка было километров пять, Миша прошел напрямую, через поля – не доверял он всем этим машинам. Да и дядя тоже. Они и сюда, во Францию, шагнули напрямую, сошлись в круг все певуны-Барды Китежа и перенесли их сюда, прямо в поля возле озера Герледан.
Как они будут возвращаться, Миша не задумывался. Это дядина забота, он же глава Китежского Могущества. А ему и хоровода фей не надо – он по полям легким ходом: шагнул шаг – половина поля, шагнул другой – лесок перемахнул. Минут за десять добрался.
Из всех людей Магуса только у Стражей и Ловцов был легкий ход. Дома, в Беловодье, они с парнями так забавлялись, пришлых волков гоняли. Свои-то серые – звери умные, хитрые, давно выучили, где лучше не шалить, свой норов не показывать. А вот из степей приходили чужие стаи.
Миша улыбнулся. Эх, потеха была – снег скрипит, сверкает, от мороза кровь кипит, ветер скулы режет, пар изо рта ровно белый кулак вылетает, бьет темную ночь под дых. Звезды над головой, много их там собралось, будто неведомые плотники исколотили весь купол черного бархата серебряными гвоздями, да по самую шляпку.
Стая летит по белой равнине, волки вязнут в снежных застругах, проламывают твердую корку мощной грудью, выскакивают на обметенную, вылизанную ветром землю и пускаются наутек. А следом, не отставая, мчится их ватага.
У самого города Миша сбросил ход, пошел обычным шагом, как миролюд. Он ничем от них не отличался, одежду дядя им подобрал, какую здесь носят, – штаны, рубашка, ботинки ладные, ногу облегают, скроены из чудной материи, ни кожа, ни ткань: «синтетика», сказал дядя. Из нефти, говорит, приноровились выделывать. Куртка такая же – легкая, в кулаке собрать целиком можно, а ветер и холод держит. Виданное ли дело: из эдакой черной жижи такая красота получается. Ходуны-добытчики, те, кто к миролюдам ходит, заносили в Китеж такие вещи, какие сейчас ему дядя Никифор выделил, но мало и не такие хорошие. Ведун Аким, который, сказывают, еще великого царя помнил, дракона московского, того, что всю Россию аршинными шагами перемерил, на европейский лад перекроил, все, бывало, приговаривал: «Миролюд не мудр, а догадлив, нет такой вещи в подлунном мире, какую бы ум миролюдов не измыслил». И верно – столько всего у них напридумано, диву даешься.