На следующий день ко мне зашел бывший в ту пору заместителем министра С.Б. Крылов и сказал, что в мидовских архивах есть записи бесед, которые свидетельствуют о том, что политика расширения НАТО родилась не в ходе холодной войны, а в результате ее окончания. Я попросил дать мне эти архивные материалы. Они относились к периоду объединения Германии, а затем распада Варшавского договора. Лидеры всех ведущих западных государств – членов НАТО тогда убеждали советских руководителей, что у них на уме нет идеи расширения. Делалось это по вполне понятным мотивам – стимулировать Москву на решение о выводе советских войск из Восточной Германии и притупить возможно острую реакцию на распад Варшавского договора.
Вот документально те заявления, которые были сделаны западными лидерами в 1990–1991 годах.
Дж. Бейкер. Механизмом, обеспечивающим присутствие Соединенных Штатов в Европе, является НАТО. Если НАТО будет ликвидировано, то такого механизма присутствия США в Европе не будет. Мы понимаем, что не только Советскому Союзу, но и другим европейским странам важно иметь гарантии того, что если Соединенные Штаты будут сохранять в рамках НАТО свое присутствие в Германии, то не произойдет распространения юрисдикции или военного присутствия НАТО ни на один дюйм в восточном направлении.
Мы считаем, что консультации и обсуждения в рамках механизма «два плюс четыре» должны дать гарантии того, что объединение Германии не приведет к распространению военной организации НАТО на Восток. (Запись беседы М.С. Горбачева с госсекретарем Дж. Бейкером 09.02.1990.)
Обратите внимание, сам госсекретарь США подсказывал, что легализовать нерасширение НАТО можно через соглашение об объединении Германии.
Хорошо помню, как на заседании политбюро ЦК весной 1990 года М.С. Горбачев говорил о том, что можно было бы попытаться связать наше согласие на вывод войск из ГДР с выходом объединенной Германии из НАТО. Это был один из немногих эпизодов, когда на заседании политбюро – во всяком случае, в присутствии кандидатов в члены политбюро, в числе которых был в то время я, и секретарей ЦК – затрагивались вопросы объединения Германии. Обычно они «обговаривались» между генеральным секретарем ЦК и министром иностранных дел или на уровне «полных» членов политбюро, которые вначале собирались в Ореховой комнате Кремля, а потом уже заходили в зал заседаний политбюро, где их ждали, подчас довольно долго, остальные.
Было совершенно ясно, что такая увязка вывода наших войск с выходом ФРГ из НАТО была непроходимой. Выход объединенной Германии из НАТО означал бы конец Североатлантическому союзу, а на это Запад не согласится. Но очевидно, Горбачев рассматривал это как «запросную позицию». За нее в конце концов мы получили зафиксированные в Договоре об объединении Германии гарантии против размещения на территории бывшей ГДР ядерного оружия и иностранных войск на постоянной основе. Но Бейкер-то говорил о большем – о гарантиях против распространения военной организации НАТО на Восток!
При этом заявлением Бейкера заверения западных лидеров не исчерпывались.
Г. Коль. Мы считаем, что НАТО не должно расширять сферу своего действия. Надо найти здесь разумное урегулирование.
Я правильно понимаю интересы безопасности Советского Союза и отдаю себе отчет в том, что вы, г-н генеральный секретарь, и советское руководство должны будете доходчиво объяснить происходящее населению СССР. Одно дело, когда говорим мы, а другое дело, когда говорят простые люди. Они помнят о судьбе своих отцов и братьев. (Запись беседы М.С. Горбачева с федеральным канцлером Г. Колем 10.02.1990.)
Как заявил премьер-министр Великобритании, он «не предвидит условий, чтобы в настоящее время и в будущем восточноевропейские страны могли бы быть в НАТО». (Информация министра обороны СССР Д.Т. Язова М.С. Горбачеву о беседе с премьер-министром Великобритании Дж. Мейджором 06.03.1991.)
Д. Хэрд заявил об отсутствии в НАТО планов присоединения стран Восточной и Центральной Европы к Североатлантическому договору в той или иной форме. (Информация министра иностранных дел СССР А.А. Бессмертных об итогах рабочего визита в СССР министра иностранных дел Великобритании Д. Хэрда 26.03.1991.)
Ф. Миттеран. Есть еще одно соображение. Каждое из упомянутых мною государств (речь шла о бывших членах Варшавского договора. – Е. П.) будет стремиться обеспечить свою безопасность путем заключения отдельных соглашений. С кем? Очевидно, что с НАТО. Но такая перспектива опять-таки не относится к СССР. Это также усилит ощущение изоляции и даже окружения у Советского Союза. Убежден, что такой путь не является правильным для Европы. (Запись беседы М.С. Горбачева с президентом Франции Ф. Миттераном 06.05.1991.)
Два момента хотел бы подчеркнуть.
Первый – заверения Ф. Миттерана давались уже в то время, когда Варшавский договор «дышал на ладан». И речь шла именно о стремлении стран Восточной Европы проситься в будущем в НАТО.
Второй – президент Франции прямо признавал, что речь не может идти о приеме СССР в НАТО, даже в перспективе.
К огромному сожалению, следует констатировать, что заверениям западных лидеров не была придана договорно-правовая форма. А ведь есть все основания считать, что в то время это могло бы быть сделано.
Но все-таки почему в последующем произошел такой кардинальный поворот в позиции стран, играющих ведущую роль в НАТО, и в первую очередь США? Почему они вопреки обещанному, причем подкрепленному, казалось бы, серьезной аргументацией против приема в НАТО стран Варшавского договора (ведь понимали же, судя по их словам, к чему это может привести), на 180 градусов развернулись в отношении своих прежних заверений? Ответ на эти вопросы не однозначен.
Действительно, руководители стран Центральной и Восточной Европы провозгласили свое настойчивое стремление вступить в НАТО. Судя по всему, это поддерживается если не большинством, то, во всяком случае, весьма значительной частью населения. Подтверждением являются и опросы общественного мнения, и результаты референдума в Венгрии. Что стояло за этим? Опасения, что ситуация в России создаст угрозу их безопасности? Не думаю, что это основная причина или даже реальная. Да и многие лидеры этих стран подчеркнуто заявляют, что их выбор не предопределен опасениями каких-то агрессивных действий со стороны России. Сегодня, уже через многолетний период развития Российского государства и в корне изменившейся международной обстановки, при любой реальной – именно реальной – конфигурации сил, стоящих у власти в России, разговоры о возможной военной угрозе с ее стороны странам Центральной и Восточной Европы, равно как и другим странам, выглядят как элементарная мистификация.
Нелишне напомнить, что еще при существовании Советского Союза, да и в тот острейший период, когда начался процесс распада социалистического лагеря, Москва в преддверии того, что ее союзники выйдут из Варшавского договора, не давила на них и не собиралась этого делать. Я был на заседании политбюро ЦК, на котором М.С. Горбачев рассказал, что забившийся в истерике Чаушеску (это было еще при существовании Варшавского договора) обратился с просьбой незамедлительно ввести войска в Румынию. Но на дворе был уже не 1968 год, ознаменовавшийся маршем танковых колонн на Прагу, а 1990-й, и дело ограничилось лишь информированием высшего советского руководства о призыве Чаушеску – ни у одного присутствовавшего даже не возникло вопроса о возможности военного вмешательства в Румынии. А в нынешних условиях говорить о такой перспективе не приходится и подавно.