Ни в коей мере не компенсировало образовывающийся «военно-политический вакуум» некоторое продвижение по другим вопросам. Так натовцы, например, согласились с нашим требованием, чтобы документ был подписан главами государств – России и всех 16 членов НАТО. По нашему настоянию натовцы проявили готовность включить в документ положение о трансформации организации Североатлантического договора.
«А не ограничиться ли нам фиксацией уже согласованных вопросов политического и организационного плана, не отложить ли тяжелые военные проблемы на потом?» – такая идея принадлежала одному из наших дипломатов, но она была отвергнута.
Дело не в том, что мы стояли на максималистских позициях – либо все, либо ничего. Нам было ясно, что мы не сможем обойтись без договоренностей по военным вопросам с целью реально уменьшить для нас издержки расширения НАТО. Это было главной задачей.
В таких условиях значительную тяжесть взяли на свои плечи не только мидовцы, в частности руководитель департамента С.И. Кисляк и его сотрудники, но и коллеги из Министерства обороны: генерал-полковник Л.Г. Ивашов, генерал-лейтенант Н.Н. Зленко и контр-адмирал В.С. Кузнецов. Это весьма подготовленные, умные люди, сочетающие стремление отстаивать интересы безопасности России с пониманием реальной обстановки и необходимости поиска договоренностей, которые могут создать стабильность.
Должен сказать, что межведомственная координация, в которой участвовали также специалисты-аналитики из СВР, была незаменима на всем протяжении «переговорного марафона». Чувства высокой ответственности и профессионализма соединили сотрудников различных министерств и организаций в одну команду. Не помню ни одного случая, когда члены этой команды ставили бы свои ведомственные интересы – как бы они ни были важны – выше общегосударственных. Полное взаимопонимание существовало и на уровне руководства тех организаций, представители которых готовили и вели переговоры.
В Брюсселе мы передали натовцам в письменном виде свои проекты всех четырех разделов документа. Вписали в них все приемлемые для нас натовские наработки. Были уверены, что на следующей стадии переговоров надо уже начинать работу с текстами.
Третья встреча делегаций России и НАТО была назначена на 9 марта в Москве. Накануне к нам прибыл заместитель генсекретаря Г. фон Мольтке. Из его бесед с Н.Н. Афанасьевским выяснилось, что маятник опять качнулся в обратную сторону.
Это подтолкнуло к телефонному разговору с Соланой. Я сказал ему следующее:
– Мы ожидали конкретную и, как вы говорили в Брюсселе, конструктивную реакцию на переданные вам наши письменные соображения, которые рассчитывали положить в основу дискуссии. Однако высказанные фон Мольтке устные замечания возвращают нас назад, например, изложение принципов из раздела о трансформации НАТО во многом отходит от содержания предыдущих договоренностей. Механизм консультаций, по словам Мольтке, предлагается нацелить на обмен мнениями и на стремление к достижению консенсуса, но при этом исключается обязательство принятия решений на консенсусной основе по вопросам, которые касаются совместного с Россией участия в деятельности по поддержанию мира.
Фон Мольтке и сопровождающий его представитель международного военного штаба НАТО вообще отказались обсуждать наши предложения по военным вопросам. Работу над разделом по модернизации ДОВСЕ предлагается отложить и ждать результатов переговоров в Вене, но мы не хотим, чтобы документ Россия – НАТО стал заложником дискуссии экспертов в Вене по модернизации ДОВСЕ. Не должно быть перелива вооружений и вооруженных сил из 16 стран – нынешних членов НАТО на новые территории.
Вы помните, Хавьер, – заметил я, – мы договорились в Брюсселе, что вы выскажете замечания по предложенному нами перечню объектов военной инфраструктуры, но ваш военный представитель оказался не готов к этому. В целом, если вчерашние консультации между фон Мольтке и Н.Н. Афанасьевским не тактический прием, а ваше видение предложенных нами письменных соображений, то это разочаровывает и не сулит ничего хорошего.
Солана сослался на то, что не имел возможности поговорить с фон Мольтке, и сказал, что привезет с собой в Москву проект хартии, хотя, «может быть, туда и не войдут все обозначенные вами моменты».
– Я не сплю которую уже ночь, – пожаловался Солана и опять произнес сакраментальную фразу: – Собираетесь ли вы на следующей неделе поехать в Вашингтон?
И в Москве генеральный секретарь НАТО оказался не готов обсуждать наши предложения по военным проблемам. Ничего нового сказано не было по ядерному оружию. Работу над разделом по модернизации ДОВСЕ по-прежнему предлагалось отложить.
Складывалось впечатление, что наши партнеры из НАТО не спешат, а может быть, даже тормозят выход на предметные договоренности. Все четче стала проявляться и тактика наших партнеров, ориентированная, с одной стороны, на действительные попытки развязок общеполитического и организационного характера, а с другой – притормаживание решения военных проблем. Мы все чаще слышали рассуждения о необходимости решать военные вопросы в Вене в рамках структуры ОБСЕ (меры доверия), а также многосторонних переговоров по адаптации ДОВСЕ, другими словами – вне контекста подготовки документа, призванного определить отношения России с НАТО.
Во всяком случае, обозначилась явная пробуксовка наших переговорных усилий, и мы пришли к выводу, что натовская сторона ждала наших контактов с американцами. В Вашингтоне уже была намечена моя встреча с президентом Б. Клинтоном и госсекретарем США М. Олбрайт, но, главным образом, натовцы ждали результатов российско-американского саммита в Хельсинки, который был намечен на 20–21 марта 1997 года.
23 января 1997 года в так называемой «желтой гостиной», расположенной рядом с моим кабинетом, я принимал Строуба Тэлбота. Буквально через несколько часов, по его словам, в США будут приведены к присяге новый Государственный секретарь и новый министр обороны. Оба набрали в сенате 99 голосов за и ни одного против. Накануне отъезда Тэлбот беседовал с Мадлен Олбрайт, которая просила передать мне, что будет добиваться дальнейшего продвижения наших отношений. Хотя она должна зарезервировать определенную гибкость в своем графике первых поездок за рубеж, Олбрайт надеется на скорую встречу, может быть здесь, в Москве, в конце февраля.
Одновременно Тэлбот сообщил, что на третий по значению пост в Госдепартаменте – заместителя госсекретаря по политическим вопросам – Олбрайт назначает Т. Пикеринга – бывшего посла США в Москве, а сам он остается второй фигурой в американском внешнеполитическом ведомстве. «Хотя сенат утвердил меня не с таким счетом, как Олбрайт, но, будь я договором, был бы ратифицирован», – сказал Тэлбот.
Я ответил, что рад, во-первых, предстоящей встрече с новым госсекретарем и, во-вторых, тому, что во главе Госдепартамента собирается команда из специалистов по России – это хороший признак намерения администрации развивать отношения с нами. Характерно, что при предшествовавшей встрече с Пикерингом, когда он уже знал, что кончается его срок пребывания в Москве, на мой вопрос, на каком месте собирается работать дальше, посол без всякого энтузиазма, но с не покидающей его чуть-чуть грустной улыбкой сказал: